— Хорошо, хорошо, — поспешно еще раз пообещала Френсис.
В тот же вечер она вызвала по видеофону отца и долго с ним разговаривала. Петр-Амая на это время ушел из комнаты, но, когда он вернулся, он застал Френсис почти в слезах.
— Как бы мне самой не пришлось ехать в Иналик, — грустно произнесла она. — Отец сказал, что люди не слушаются его и не обращают никакого внимания на увещевания Мылрока. Они даже называют его предателем…
Чтобы развеять тоску Френсис, Петр-Амая часто возил ее в ярангу, в оленье стадо, катал по тундре на снегоходе, благо погода большей частью стояла солнечная и сравнительно теплая, хотя вокруг еще лежал нетронутый снег и реки и озера еще были покрыты толстым слоем льда. Пройдет не меньше двух месяцев, пока глазам не предстанут зримые признаки наступающего теплого времени: зеленая трава на первых проталинах, бурное таяние снегов и вскрытие рек.
И все же весна чувствовалась. Прежде всего она была в самом настроении природы, в солнечном свете, в цвете неба, в горизонте, ставшем далеким и ясным, открывшем затянутые зимней мглой и серыми облаками дальние зубчатые хребты.
Днем обычно Френсис была оживлена и радостна. Она как бы вбирала в себя весеннее настроение природы, пронизывалась солнечным светом и свежим ветром, спустившимся с дальних южных, уже теплых гор. Однако к вечеру, поговорив со своими родичами, она мрачнела и иногда часами сидела в большой гостиной, слушая музыку и созерцая старые, темные картины средневековых мастеров.
— Помнишь, — как-то спросила она Петра-Амаю, — ты мне рассказывал, что твои предки по эскимосской линии родом с мыса Дежнева, с Наукана, и их в старое время тоже насильно выселили?
Петр-Амая улыбнулся.
— Это правда, что мои предки из Наукана, но их не выселяли насильно, — ответил он. — Произошло это почти сто лет назад. Социализм в нашей стране только набирал силу. Многое делалось наугад, потому что строители новой жизни не только сами не имели опыта, но и не знали, каким на самом деле должно быть это будущее… Особенно сложно было с такими народами, как наш эскимосский или чукотский, которые ко времени революции только соприкоснулись с так называемой европейской цивилизацией… Социализм строился на самом деле далеко не гладко… Все было — и неудачи, и даже репрессии, почти авторитарные режимы, нарушения демократии, провалы в экономике, огромные расхождения между официальной пропагандой и Действительным положением дел… В начале пятидесятых годов прошлого столетия кто-то из приезжавших на Чукотку больших людей — так иной раз иронически называли руководителей из центральных районов или из областного центра — при посещении полуподземных жилищ Наукана решил, что так человек социализма не может жить… Видимо, этот человек был родом из России, потому что для него идеалом настоящего, достойного человека жилища была деревянная изба с большой печкой. И решено было строить для чукчей и эскимосов именно такие дома. А Наукан, как ты могла заметить, расположен на довольно крутом месте. При той примитивной технике возить кирпич и бревна — тогдашние главные строительные материалы — было довольно затруднительно. А раз решение одобрено правительством, надо его выполнять. И кто-то придумал очень остроумный выход: переселить науканцев на более удобные для строительства места. Но, вместо того чтобы выбрать новое место, расселили науканцев по нескольким чукотским селам. Часть попала в Уэлен, как мои предки, другие — их было большинство — в Нунямо, которое потом, в свою очередь, ликвидировали как бесперспективное село в конце семидесятых годов прошлого века. Некоторые семьи уехали в Лорино, в большие поселки, в город Анадырь, в бухту Провидения.
— Но разве так было, что все согласились переселиться? — спросила Френсис.
— Думаю, что единодушия не было, — после некоторого раздумья ответил Петр-Амая. — Хоть в газетах тех лет написали, что эскимосы с энтузиазмом встретили весть о переселении. Но тогда в газетах иначе и не писали. О реальных чувствах, пережитых нашими предками, можно только догадываться… У знаменитого певца тех лет Нутетеина есть песня-танец «Прощание с Науканом», которая дошла до наших дней. Это очень грустная песня. И еще: уроженка Наукана, эскимосская поэтесса Зоя Ненлюмкина первую свою книгу, изданную, кстати, сразу на эскимосском и русском языках, так и назвала «Птицы Наукана», и в ее стихах явственно слышна тоска по покинутой родине.
