Байдару несло на запад, к чукотским берегам. Мылрок слизнул с усов наросший лед и крикнул спутникам:
— Попробуем поставить парус!
Джон Аяпан обернулся: не сошел ли с ума их кормчий?
— Да, попробуем поставить парус! — повторил Джеймс Мылрок. — Так мы скорее достигнем чукотского берега. По всему видать, нас несет к Тунитльэну, там берег низкий, и волны могут нас выбросить на галечный пляж.
Окоченевшие руки в мокрых нерпичьих рукавицах плохо слушались. Дважды мачта едва не скользнула за борт, и Мылроку пришлось отпускать рулевое весло, чтобы помочь товарищам. Нижний конец мачты в предназначенное гнездо пытались всунуть часа полтора. Еще минут двадцать ушло на то, чтобы кое-как закрепить оттяжки. Хорошо, что они имели автоматические карабины и не было надобности вязать узлы. Теперь дело было за тем, чтобы поднять сам парус. Однако, как понимал Мылрок, на всю площадь его поднимать опасно, а рифов нет. Позвав на свое место Ника Омиака и передав ему рулевое весло, Джеймс Мылрок достал охотничий нож и с его помощью уменьшил площадь паруса примерно на треть.
Много сил уходило на то, чтобы вычерпывать воду. Хорошо, что в байдаре нашлось два пластиковых ведра.
Джеймс Мылрок осторожно потянул парус. Мокрое полотнище тотчас заполнилось упругим, плотным ветром. Рванувшийся гик едва не снес голову впереди сидящему Джону Аяпану, но тот вовремя пригнулся. Байдара напряглась и ринулась вперед. Теперь она неслась, обгоняя огромные волны с шипящими, дымящими мелкой водяной пылью вершинами. Скорость облегчила управление суденышком. Ник Омиак и Джон Аяпан могли немного передохнуть и переключиться на откачивание воды. Да и вода уже реже перехлестывала через борта: байдара как бы убегала от настигающих ее волн.
Иван Теин, наблюдавший из своего кабинета за байдарой, сказал:
— Ну, если они подняли парус, значит у них еще достаточно сил.
— Вы думаете? — спросил с экрана видеофона Метелица.
— Вот тут мне принесли прогноз, составленный компьютером, — продолжал Иван Теин. — При такой скорости, вели ветер не переменится, они должны высадиться на южном берегу полуострова, примерно в восьми километрах южнее пункта Тунитльэн, через четыре часа. Часа через два я отправлюсь туда с врачами.
— Хорошо, — кивнул Метелица. — Скоро должна подойти подводная монтажная платформа «Садко».
— Однако при такой волне они вряд ли могут всплыть, — заметил Иван Теин. — Вот что меня удивляет: куда подевались все туристские суда?
— Все они, получив штормовое предупреждение, укрылись в заливе Нортон, в бухте Провидения и в заливе Лаврентия, — ответил Метелица.
Он вернулся в большой экранный зал. Перси Мылрок по-прежнему рисовал.
Не выдержав, Метелица подошел к нему и спросил:
— Вы хоть обедали?
Перси поднял голову, и в его глазах мелькнуло странное выражение. Отрешенное, какое-то мистическое, словно он был где-то в ином, нездешнем мире.
Может быть, именно так и проявляется настоящее вдохновение, подумалось Метелице, но некоторое сомнение не покидало его.
— Я не хочу есть, — пробормотал Перси. — Здесь так интересно. Хорошо бы оказаться поблизости от лодки и все это зарисовать в естественных красках…
Метелицу поражало полное безразличие Перси к судьбе отца. Он не поинтересовался, какие меры спасения приняты, есть ли надежда? Видите ли, ему хотелось бы зарисовать все это в естественных красках… Впервые за все время общения с художником Метелица почувствовал нечто вроде неприязни.
— Как «Садко»? — Метелица обратился к дежурному инженеру.
— «Садко» на связи.
На экране видеофона появилось смугловатое, обрамленное черной бородкой лицо капитана подводного судна Матвея Юрьевича Бабаева.
«Где он успевает загорать?» — подумал Метелица, но тут же сообразил, что смуглота у Бабаева природная: он осетин.
Поздоровавшись, Бабаев сообщил:
— По расчетам нашего штурмана, мы настигнем лодку напротив Тунитльэнского мыса.
— А в такую погоду и волну ваше судно может всплыть на поверхность? — спросил Метелица.
— Попробуем, — как-то неуверенно ответил капитан.
— Поточнее не можете сказать?
Почувствовав раздражение и нетерпение в словах Метелицы, Бабаев твердо сказал:
