Густав ощущал в поселке дискомфорт, с трудом осваиваясь после переезда из Оливареса, располагавшегося на севере обитаемых территорий. Там жизнь, по крайней мере, была наполнена каким-то содержанием: он бегал по улицам многомиллионного (до массовой миграции) города вслед за детективами, вызванными к месту очередного преступления, работал над усовершенствованием интерферотрона, а по ночам сочинял некое подобие научного комментария к своему изобретению. После нападения маньяка и отъезда друзей на Венеру ему стало весьма неуютно в городе-призраке, и, засунув в сумку интерферотрон с документацией, Густав направился через перевал к Кантабиле. Выбор Эшера объяснялся тем, что, зайдя в заброшенный офис агентства недвижимости, он просмотрел рекламный ролик, расписывавший Кантабиле как престижный курортный район с райскими по красоте местами. На самом деле поселок оказался сползающим в воду клочком земли поблизости от заброшенной свалки: вечерами, когда дул северный ветер, на дома опускался плотный занавес смрада. Густав, добравшись до Кантабиле после трех дней утомительного пешего перехода, ритуально проклял агентство недвижимости: он станцевал древний колдовской фокстрот, который должен был, по его замыслу, затопить лживую контору толстым слоем жидкости с невыносимым для современников Эшера запахом старинных благовоний «Кипр».
В миле южнее Кантабиле располагался древний, основанный много веков назад городок. Когда-то там находился горнолыжный курорт, однако одна из войн нанесла серьезный урон местной психосфере. Здесь отмечался особо высокий уровень непредсказуемости, и жители Кантабиле сюда не заглядывали. Густав иногда подумывал над организацией небольшой экспедиции в Сапалу — исключительно ради того, чтобы развеяться и осмотреть достопримечательности, но одному идти не хотелось, а Стив составить компанию никак не соглашался. К тому же, для безопасности перед походом пришлось бы делать весьма болезненную инъекцию гиперконсерванта, так как люпусы в Сапале, вероятно, не действовали, а органические модули могли отказать.
В этот вечер Хогарта хватило ненадолго: через страниц сорок Густав почувствовал, как бумага стала шершавой и начала рваться при перелистывании. Он встал, подошел к окну и, открыв его, резким движением бросил книгу вниз. Покатившись по обрыву, она сразу рассыпалась: в неярком лунном свете было видно, как по берегу ветром далеко разнесло листки.
* * *
В восемь часов утра Густав Эшер, как обычно, направлялся к океану — принимать морские ванны в течение полутора часов до подачи завтрака. Оставив холовизору необходимые указания насчет меню, он пешком спустился к пляжу, где, с особой тщательностью изучив поверхность воды, нырнул неглубоко и на значительном удалении от того места, где накануне его массировал кокон. Густав не считал себя слабонервным: 98-й артикул означал мужественный характер, иногда в ущерб личной безопасности. К тому же, за 235 лет жизни Эшер насмотрелся всякого и относился к смерти очень спокойно. Просто гибель в зубах голодного монстра казалась Густаву глупой. На этот раз, впрочем, океан не преподнес никаких неожиданностей.
Вернувшись домой и смыв соль, Густав принялся завтракать. На кухне его ожидала овсяная каша, перемешанная с яичницей и синим кетчупом, горячий апельсиновый сок, хрустящий тунцовый бекон, обесцвеченный кофе со льдом, соленый свекольный джем и поджаренные хлебцы из сосновой муки, — все в строгом соответствии со здоровой диетой начала XXII века, которой придерживался Эшер. Густав привык завтракать под новости, но так как информацию на планете уже некому было собирать, холовизор на свое усмотрение повторял прошлые сообщения, иногда придумывая собственные. С небольшого экрана-облака, висевшего над столиком, Эшеру улыбалась одноглазая блондинка со шрамом во всю правую щеку и очень серьезным ожогом шеи. Новости времен войны нигилистов с индустриалистами, — догадался Густав. Тогда в моде были холоведущие с боевыми отметинами и ярко выраженной инвалидностью.
Он зачерпнул ложкой джем, размешал его в стакане сока, затем намазал овсянку на хлеб. Блондинка приступила к чтению новостей, но понять ее было тяжело, так как вся нижняя челюсть у нее была разворочена, — очевидно, укусом вакуумного москита. Густав скомандовал холовизору сменить канал. На стене возник смуглый мужчина в прозрачном комбинезоне.
