Доктор. Что за чудеса…
Ершов. Мне кажется, совершенно ясно, что, раз его здесь нет, – он пошёл не наверх.
Пружанская. Но, Боже мой… вдруг какое-нибудь несчастье… Я дрожу… я прямо дрожу…
Татьяна Павловна. Вздор… Идёмте вниз… он скоро вернётся.
Лазарев. Господа, вот письмо. (Берёт и читает на конверте.) «Товарищам».
Все смолкают. Лазарев медленно распечатывает письмо и читает.
«Сейчас я решил навсегда уйти от вас и от той жизни, которой жил до сих пор. Не ищите меня. Это бесполезно. Я не вернусь никогда. Куда иду – я и сам определённо не знаю. Оставшихся прошу меня простить за то невольное огорчение, которое им причиняю. Но я не могу иначе. Вы все хорошие люди. Честные, желающие принести какую-то пользу. Но дело ваше и жизнь ваша никчёмна. И когда вы сознаете это, как сознал я, – вы неизбежно, как я же, броситесь прочь от старой жизни: долго обманывать себя нельзя. Ещё раз говорю: простите и постарайтесь понять меня. Я же со своей стороны не сержусь ни на кого из вас. В том числе и на Ивана Трофимовича. Я уверен, что, когда он всё узнает, – ему будет стыдно. Прощайте. Андрей Подгорный».
Несколько секунд все стоят молча. Лидия Валерьяновна, прислонившись к столу, начинает плакать, сначала тихо, потом всё громче, всё безнадёжней.
Лазарев. Лидия Валерьяновна, тут ещё письмо, отдельное, вам.
Она не слышит.
Пружанская(наклоняется к Лидии Валерьяновне). Я вас так понимаю, так понимаю…
Все молча поворачиваются, чтобы идти вниз.
Вассо(отходит от окна). Малядец, малядец!
