— Будем надеяться, — сказала Кейт, входя в отдел и зажигая свет. — Все как будто разошлись по домам, — добавила она, направляясь в рабочую комнату.
— Поторопись, деточка! Я просто умираю от предвкушения, — простонал Макс.
— Я уже тут, — сказала Кейт и, держа левой рукой винный бокал за самое донышко, правой она взяла соболиную кисточку, макнула ее в банку с черным порошком и провела мягкими волосиками по бокалу, ожидая, что порошок поймает извилистые линии, оставленные подушечками пальцев. Но они не возникли. Ничего, кроме ровного и темного мазка. Она повернула бокал и попробовала еще раз. И снова ни следа отпечатка.
— Что там? — спросил Макс.
— Ничего, а я полная идиотка.
— Он обжег подушечки пальцев кислотой? Или еще что-то вроде?
— Похоже. То есть я устроила, чтобы он подержал бокал, потом забрала его и тут же поместила в пакет.
Убрав на место кисточку и порошок, Кейт направилась к выходу и добавила:
— Но у меня есть еще завтрашний вечер.
— Рим?
— Угу. Там я вычислю, кто он такой.
— И не думай. Слейд говорил серьезно, Кейт. Ты бросаешь это дело.
— Макс, Слейду явно необходимо узнать, кто такой де Толомеи, а у меня для этого отличные шансы. Де Толомеи я нравлюсь. Он хочет, чтобы я проследила для него какой-то раритет. Я добуду образчик его голоса, отпечаток сетчатки… улещу его, чтобы он показал мне свою коллекцию, и оставлю в его доме несколько «жучков»… Ты-то понимаешь, что в ближайшем будущем вампирский вход — наш единственный шанс попасть туда.
— Верно, — сказал Макс. (Их агенты в Риме еще не были готовы к взлому. «Вампирский вход» означал приглашение хозяина.) — Но…
— Никаких «но»! Я еду. Слейд просто слишком меня оберегает из-за обещания, которое дал моему отцу. А эта информация ему очень нужна, верно?
— Бесспорно, так казалось. Так что мне ему передать?
— Да ничего. Что я в Лондоне, занимаюсь делом Медины. Но если я отыщу ответ на его вопрос…
— То сообщишь ему сама. Предпочту не принимать первый удар на себя.
Ответь,
Где место, что людьми зовется ад?
Фауст в «Докторе Фаусте» Марло
ЛОНДОН — ВЕЧЕР, МАЙ 1593
В самом правом углу четвертой скамьи Марло украдкой засовывал сложенную записку в щелочку между сиденьем и спинкой. На его плечо опустилась чья-то рука. С усилием он сохранил спокойствие. Медленно обернувшись, он растерялся, увидев священника, который сочувственно ему улыбался.
— Что бы ни тревожило тебя, сын мой, Бог дарует тебе прощение.
— Благодарю, — отозвался Марло, только тут сообразив, что на щеках у него слезы. Несколько минут назад он писал — луковым соком, а не чернилами, — и забыл ополоснуть руки. Собственно, не самый его вопиющий грех, но немножко милосердия свыше, пусть и по ошибочному поводу, могло посодействовать ему на его пути.
Слушая, как хриплые окрики лодочников на Темзе отдаются эхом под темными сводами часовни, он вышел на Лондонский мост и спустился к ожидающей лодке.
— Ты всегда захватываешь с собой весь свой земной скарб? — спросил он лодочника, глядя на кучу одежды и одеял у кормы маленькой барки.
— Меня жена выгнала.
— Могу я спросить почему?
— Застукала в кровати со своей сестрой.
— Да, это повод.
— Я бы залез через окошко, да только моя жена… ну, она куда здоровее меня.
Марло прикрыл рот, притворяясь, будто закашлялся.
— Держала медную кастрюлю и грозилась расшибить мне башку. Вот я и решил поспать ночку-другую где-нибудь на стороне.
— Мудрое решение.
— Так куда плывем?
— Дарем-Хаус, — ответил Марло, отворачиваясь. Как он ни старался изображать сочувствие, его губы расползались в ухмылке. Его воображение рисовало могучую и разгневанную жену, грозно размахивающую кастрюлькой.
В семи футах от него под тонким слоем одеял у кормы барки лежал спрятанный человек. Он как раз принял решение заплатить лодочнику побольше. Малый был таким убедительным!
Дарем-Хаус входил в число нескольких внушительных зданий на северном берегу Темзы между Вестминстером и лондонским Сити. Первоначально построенные для высокопоставленных церковников, они уже давно поступили в распоряжение короны. За десять лет с небольшим королева Елизавета сдала в аренду значительную часть обширного дома своему тогдашнему придворному любимцу, сэру Уолтеру Рэли. Вздымаясь от самой воды, воинственный фасад дома господствовал над горизонтом. Рэли сидел в одной из башенок. Маленькая комната служила ему кабинетом, и его наклонный письменный стол, изящно инкрустированный светлым деревом, был обращен к арке окна. Держа поднятым отточенное воронье перо, он обдумывал очередную строфу новой поэмы, которую сочинял, — эпическое произведение, подсказанное долгими отношениями между ним и королевой. Он уже дал ему название: «Книга Океана для Синтии».
