— Листы, взятые из архива Уолсингема?
Кейт кивнула.
— Многие адресованы Уолсингему, и примерная датировка бумаги совпадает по времени с событиями, упоминаемыми в документах, которые мне уже удалось расшифровать. И где возможно, я сравнила почерки с имеющимися у меня образчиками почерков разных елизаветинских шпионов. Все совпали.
— Боже мой!
— Погодите! Дальше — лучше. Похоже, Фелиппес отобрал действительно значимые сообщения. Мне не попался ни единый пустопорожний донос. Никаких нудных сообщений о состоянии испанского военного флота, например. Ничего в таком роде.
Кейт отпила глоток.
— Пока еще я не нашла даже намека на то, что могло бы повредить — в серьезном смысле слова — кому-нибудь теперь, но не сомневаюсь, что-нибудь отыщется.
— Ставлю на вас.
Кейт улыбнулась — первая искренняя улыбка с того момента, как она вошла в его номер. Наконец-то ее нервы успокоились.
— Кстати, — сказала она, — я позвонила вашему профессору. Ничего, кроме автоответчика. И до сих пор он никак не отозвался.
— Как и на мои звонки, — сказал Медина и задумался. — Попробую снова завтра с утра. Ну а пока мне бы хотелось послушать, что вы еще прочли вчера.
Глаза Кейт засияли.
— Ну, меня не удивили сообщения о смачной сексуальной жизни так называемой Королевы-Девственницы: с кем, когда, где и тому подобное. Однако было крайне интересно наткнуться на указание, что ее первый любовник не сбрасывал свою жену с лестницы, как принято считать.
— Его арестовали?
— Нет. Только замарали подозрением. Слухам поверили, так как было известно, что он отчаянно хотел жениться на Елизавете и стать королем. Сообщение принадлежало молодой служанке, утверждавшей, будто она видела, как жена нечаянно споткнулась на ступеньке и упала. Об этой свидетельнице никаких исторических сведений не сохранилось, и я полагаю, что Уолсингем скрыл ее показания.
— Почему?
— Политически было выгоднее держать Елизавету незамужней, объектом исканий многих европейских особ королевской крови.
— Логично. Что еще вы нашли?
— Доносы классического крота.
— А?
— Его звали Ричард Бейнс. Один из первых шпионов Уолсингема в Реймсе, в семинарии для английских католиков во Франции. Главного гнезда заговоров против английского правительства. Бейнс поступил в нее в тысяча пятьсот семьдесят восьмом году как обычный молодой католик, возжелавший стать священником. Его заданием было собирать сведения о военной стратегии католиков и устанавливать личности тайных католиков в Англии, что ему и удалось, как он указал в этой депеше. Еще он в Реймсе занимался разжиганием недовольства среди будущих священников, а потому восхвалял радости секса и вкусной еды всем, кто был готов его слушать.
— Неплохая тактика.
— Угу. В конце концов он допустил промашку. Сказал товарищу-студенту, что думает отравить семинарский колодец, а тот на него донес. И он провел год в городской тюрьме.
— Ну а шифры? Как вы разгадали?
— Секреты ремесла, друг мой. Извините. — Достав из сумки записную книжку, Кейт смягчила улыбкой притворно суровое, выражение. Открыла на нужной странице и протянула книжку Медине. — В оригинале это зашифровано. Из одного из доносов, наиболее легкого для расшифровки, однако это бессмысленный набор слов, верно?
— Выглядит именно так.
Кейт протянула ему листок с прорезями.
— Я приготовила это для вас.
— Хм-м… спасибо.
— Решетка Кардано, изобретена в середине шестнадцатого века миланским натурфилософом Джероламо Кардано. Обычно их вырезали из более твердого материала вроде картона. И отсылающие, и получающие имели дубликаты.
Наклонившись к Медине, она положила решетку на страницу записной книжки. В прорезях возникли примерно двадцать слов и пятьдесят отдельных букв.
— Знакомо?
— «Граф Нортумберлендский, — читал Медина, — построил потайную комнату, из которой поп служит мессы… В канун Троицы он повстречался с неким Фрэнсисом Трокмортоном, чтобы обсудить письма от их сообщников в Испании и Франции…»
Медина посмотрел на Кейт.
— Это донос, о котором вы сейчас говорили? О тайных католических заговорщиках в Англии?
Кейт кивнула, забрала записную книжку и открыла ее на странице с колонками букв и символов.