Фелиппес никак не мог знать, что спустя столетия специалисты по литературе Возрождения во всем мире будут размышлять об утраченной поэме Рэли и скорбеть о преждевременой смерти Марло, а вот его имя будет пребывать практически в полной безвестности.
Завершив свои труды, Фелиппес растянулся на постели и закрыл глаза. Уже недолго! Скорее всего еще до наступления ночи.
Раздался оглушительный стук. Затем еще один.
Дверь. Фелиппес задвинул засов, но… затрещав, она рухнула. Люди Сесиля явились.
Фелиппес был совсем один. Измени он своей привычке и найми охрану на этот день, Сесиль убедился бы, что ему есть что скрывать.
— Где оно? — грозно спросил звероподобный детина.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — отозвался Фелиппес, стараясь придать себе недоумевающее выражение.
Их было трое. Ввалившись в комнату, они без дальнейших предисловий начали обыск. Перелистали книги, располосовали его набитый соломой тюфяк, заглядывали под и позади всего.
Через четыре часа они кончили шарить.
— Раздевайся! — потребовал детина.
Фелиппес не сопротивлялся. Расстегнул дублет, снял рубашку. Один обшарил карманы и распорол подкладку дублета. Остальные двое похихикивали, потешаясь над тщедушностью его тела.
Затем Фелиппес сел и снял сапоги. Немедленно в них погрузились руки, проверяя, не подпороты ли подметки, не засунут ли под них сложенный лист.
Проверявший сапоги нахмурился. Его руки был и все в грязи.
— Ну и свинья же ты, — проворчал он.
Фелиппес пожал плечами. Он не вытер подошвы своих сапог по очень веской причине.
Джереми Слейд целился из автоматического браунинга с глушителем в человека, чье лицо было все в бинтах.
— Вы зря тратите время, — сказал человек. — Хамид Азади уже мертв. Я хочу только одного: тихо жить на берегу моря.
— Вы действительно воображаете, что я доверюсь вашему слову?
— Нет. Но я доверюсь вам. Мое новое имя — Сирил Дарденн. Я получил наследство после смерти моей богатой бабушки-француженки, и я переезжаю на Ки-Уэст. Я мечтал об этом много лет.
— Азади, вы не заслуживаете, чтобы ваши мечты сбылись. Вы украли три года жизни у того, кого я люблю, как брата. Не говоря уж о том, что, работай он эти три года, возможно, было бы спасено много невинных жизней.
— Я сожалею, что ваш друг потерял годы. Но не забывайте: если бы я не вмешался, он скорее всего был бы схвачен иракцами и убит.
— Наоборот, я уверен, что он предотвратил бы войну. — С громким щелчком Слейд взвел курок.
— Ваши возможности в моей бывшей стране весьма ограничены. В один прекрасный день я вам понадоблюсь. И уж по меньшей мере вы захотите узнать, от кого я получил сведения о нем.
Слейд прищурился. Он предполагал, что предатель постарался сохранить анонимность.
— Вы знаете, кто это?
Азади кивнул.
— И я вам скажу… как-нибудь, когда вы не будете держать меня под прицелом.
Несколько секунд спустя Слейд ушел. Он не выстрелил.
МЕЙФЭР, ЛОНДОН — 11 ЧАСОВ 54 МИНУТЫ УТРА
Кейт расчесала волосы, открыла чемодан и вытащила косметичку. Она еще не была готова говорить о том, что произошло на Капри, и не хотела, чтобы Ариана заметила при пухлость у ее глаз или пятна на щеках. Взяв косметический карандаш, она кончиками пальцев поприжимала его, куда требовалось, припудрилась, потом наложила темно-коричневые тени под глазами, а на веки — некоторые оттенки золота с медным отливом.
Нанеся слой губной помады, Кейт придирчиво осмотрела результаты. Только краснота в глазах выдавала то, от чего сжималось ее сердце. Она надела темные очки в черепаховой оправе, перекинула сумку через плечо и вышла на улицу.
От филиала Слейда до Шефферд-Маркета было рукой подать. Через несколько минут она перешла Керзон-стрит и по уютному коридору с полом из больших каменных плит и с закусочными по сторонам вошла в центр. Оригинальный пешеходный анклав кипел жизнью. С центральной площади Кейт увидела Ариану, сидевшую перед бистро с алой маркизой и столиками в тон.
— Спасибо, что пришла, — сказала Кейт, наклоняясь и чмокая Ариану в щеку.
— А как же иначе? Просто умираю узнать, что произошло вчера ночью.
Кейт опустилась в плетеное кресло напротив подруги.