– В эту коробочку? – воскликнул Род.
– Выжатым. Ты ведь выжимал овец?
– Я об этом слышал. Но не с людьми. Дегидратировать мое тело, замариновать голову и заморозить все это? – крикнул Род.
– Именно. В точку, черт побери! – радостно воскликнул доктор. – Это даст тебе хороший шанс попасть туда живым.
– Но кто соберет меня обратно? Мне понадобится собственный врач?.. – Голос Рода дрожал от противоестественности риска, а не только от непредсказуемости и опасности.
– Вот твой врач, уже обученный, – провозгласил лорд Редлэди.
– К вашим услугам, – произнесло маленькое земное животное, «обезьяна», отвесив неглубокий поклон всем собравшимся. – Мое имя О’гентур, и я прошел обучение на врача, хирурга и парикмахера.
Женщины ахнули. Хоппер и Билл с ужасом уставились на маленькое существо.
– Ты недочеловек! – завопил Хоппер. – Мы никогда не давали этим чертовым тварям волю на Севстралии!
– Я не недочеловек. Я животное. Обученное на… – Обезьяна прыгнула. Тяжелый нож Хоппера звякнул, как музыкальный инструмент, врезавшись в мягкую сталь стены. В другой руке Хоппер держал длинный тонкий нож, готовясь вонзить его в сердце Редлэди.
Левая рука лорда Редлэди метнулась вперед. Что-то в его ладони безмолвно, жутко вспыхнуло. Послышалось шипение.
На месте Хоппера возникло облако густого смолянистого дыма, вонявшего горелым мясом, и медленными спиралями потянулось к вентиляции. Одежда и личные вещи работника, включая один искусственный зуб, лежали целые и невредимые на кресле, в котором он сидел. Его стакан, который уже никто не допьет, стоял на полу рядом с креслом.
Глаза доктора блеснули, и он кинул на Редлэди странный взгляд.
– Засвидетельствовано и доложено Севстралийскому военно-морскому флоту.
– Я тоже доложу об этом, – сообщил лорд Редлэди, – как о применении оружия на дипломатической территории.
– Хватит, – вмешался Джон Фишер сотый, теперь отнюдь не сердитый, а бледный и немного больной на вид. Его напугала не жестокость, а решительность. – Давайте вернемся к делу. Мальчик, какой ящик? Большой или маленький?
Работница Элеанор поднялась. Она ничего не сказала, но все взгляды обратились к ней.
– Уведите его, девочки, и умойте, как для Сада смерти, – произнесла она. – Я тоже умоюсь. Понимаете, я всегда хотела увидеть голубые небеса Земли и поплыть в доме, который носится по широким-широким водам. Я займу твой большой ящик, Род, и если выйду из него живой, с тебя угощение на Земле. А ты бери маленький ящик, Родди, бери маленький. И этого крошечного доктора, поросшего мехом. Я ему доверяю, Род.
Род тоже поднялся.
Теперь все смотрели на него и на Элеанор.
– Ты согласен? – спросил лорд Редлэди.
Род кивнул.
– Согласен, чтобы тебя выжали и поместили в маленький ящик для мгновенной отправки на Землю?
Он снова кивнул.
– Ты оплатишь все дополнительные расходы?
Кивок.
– Ты даешь мне разрешение разрезать и уменьшить тебя в надежде, что будешь восстановлен на Земле? – спросил доктор.
Род кивнул и ему.
– Кивка головой недостаточно, – заметил доктор. – Ты должен согласиться под запись.
– Я согласен, – тихо сказал Род.
Тетушка Дорис и Лавиния вышли вперед, чтобы увести его в душевую и гардеробную. Когда они потянулись к его рукам, доктор быстрым, странным движением хлопнул Рода по спине. Тот дернулся.
– Сильнодействующее снотворное, – сообщил доктор. – Вы можете делать с его телом все, что нужно, но свои следующие слова он произнесет, если на то будет удача, на самой Старой-Престарой Земле.
Глаза женщин расширились, но они увели Рода, чтобы подготовить к операциям и путешествию.
Доктор повернулся к лорду Редлэди и Джону Фишеру, финансовому секретарю.
– Хорошая ночная работа, – сказал он. – Хотя мне жаль этого парня.
Билл так и сидел, застыв от скорби, глядя на одежду Хоппера на соседнем кресле.
Звякнула консоль.
– Двенадцать часов, среднее время по Гринвичу. Отсутствуют сообщения о неблагоприятных метеоусловиях с побережья пролива Ла-Манш, из Мийя-Мифлы или здания Землепорта. Все в порядке!
Лорд Редлэди подал господам напитки. Биллу он ничего не предложил. Сейчас это было бесполезно.
За дверью, где готовили тело, волосы и одежду глубоко спящего Рода, Лавиния и тетушка Дорис неосознанно обратились к церемонии Сада смерти и принялись напевать:
