Их разум – при его наличии – не был человеческим, но их мотивы были очевидны. Между уколами боли Мерсер чувствовал, как они наполняют его желудок, добавляют воду в кровь, выводят воду из почек и мочевого пузыря, массируют сердце, сокращают и расширяют за него легкие.
За каждым их действием стояло доброе, хорошее намерение.
И каждое действие причиняло боль.
Внезапно, словно поднявшееся в воздух облако насекомых, они исчезли. Мерсер услышал шум где-то снаружи – бездумный, ревущий каскад отвратительных звуков. Начал оглядываться. И шум стих.
Это был его собственный крик. Крик безумца, перепуганного пьяницы, животного, лишившегося способности понимать и мыслить логически.
Замолчав, он обнаружил, что снова может говорить.
К нему подошел мужчина, голый, как и все прочие. Его голова была насквозь пробита шипом. Кожа с обеих сторон зарубцевалась.
– Здравствуй, друг, – сказал мужчина с шипом.
– Привет, – ответил Мерсер. В таком месте это обыденное слово прозвучало глупо.
– Ты не можешь убить себя, – сообщил мужчина с шипом в голове.
– Нет, можешь, – возразила покрытая руками женщина.
Мерсер обнаружил, что изначальная боль прошла.
– Что со мной происходит?
– Ты получил новую часть, – ответил мужчина с шипом. – Они всегда делают нам новые части. Время от времени Б’диккат приходит и отрезает их, кроме тех, что нужно еще немного подрастить. Как у нее. – Он кивнул на женщину, из шеи которой росло тело мальчика.
– И все? – спросил Мерсер. – Уколы из-за новых частей и пощипывание из-за кормления?
– Нет, – ответил мужчина. – Иногда им кажется, что мы слишком холодные, и они наполняют нас изнутри огнем. Или им кажется, что мы слишком горячие, и тогда они нас замораживают, нерв за нервом.
– А иногда им кажется, что мы несчастны, – подала голос женщина с телом мальчика, – и тогда они пытаются заставить нас быть счастливыми. По-моему, это самое страшное.
– А вы… вы единственные люди… – запинаясь, произнес Мерсер. – То есть единственное стадо?
Человек с шипом закашлялся, вместо того чтобы рассмеяться.
– Стадо! Забавно. Тут полно людей. Большинство закапывается. Здесь те, кто по-прежнему может говорить. Мы держимся вместе. Так Б’диккат чаще нас посещает.
Мерсер начал задавать очередной вопрос, но тут силы его покинули. День выдался слишком насыщенным.
Земля качнулась, словно палуба корабля на воде. Небо почернело. Падая, Мерсер почувствовал, как кто-то подхватил его и уложил на землю. А потом пришел милосердный, волшебный сон.
III
За неделю он хорошо познакомился с группой. Они были рассеянными людьми. Никто не знал даже, когда сверкнет дромозой и добавит тебе новую часть тела. Мерсера больше не жалили, но порез, который он получил прямо возле хижины, затвердевал. Шипоголовый взглянул на него, когда Мерсер смущенно расстегнул ремень и спустил штаны, чтобы продемонстрировать рану.
– Это голова, – сказал шипоголовый. – Целая голова ребенка. Наверху обрадуются, когда Б’диккат пришлет ее им.
Группа даже попыталась устроить его общественную жизнь. Они познакомили Мерсера с девушкой. Та отращивала тело за телом: ее таз превратился в плечи, а таз этого тела – в следующие плечи, и так до тех пор, пока она в длину не достигла пяти людей. Лицо девушки осталось нетронутым. Она пыталась быть с Мерсером дружелюбной.
Он был так шокирован, что зарылся в мягкую, сухую, сыпучую почву и провел там, как ему казалось, сотню лет. Позже он узнал, что прошло меньше суток. Когда он выбрался на поверхность, длинная многотелая девушка поджидала его.
– Не стоило вылезать только ради меня, – сказала она.
Мерсер стряхнул с себя грязь и огляделся. Фиолетовое солнце садилось, небо было расчерчено синими и темно-синими полосами и хвостами оранжевого заката.
Он посмотрел на девушку.
– Я вылез не ради тебя. Нет смысла лежать там и ждать следующего раза.
– Я хочу кое-что тебе показать, – сказала она и кивнула на приземистую кочку. – Выкопай ее.
Мерсер оглядел девушку. Она казалась приветливой. Пожав плечами, он атаковал почву своими мощными когтями. С грубой кожей и толстыми ногтями на кончиках пальцев было легко рыть по-собачьи. Земля летела у него из-под рук. Внизу, в вырытой яме, показалось что-то розовое. Он стал копать аккуратнее.
