Старая госпожа-робот не стала ждать. Одарила Элейн странной, кривой дружелюбной улыбкой, наполовину гордой, наполовину извиняющейся. Крепкими пальцами стиснула левый локоть Элейн. Они сделали несколько шагов к стене.
– Здесь и сейчас, – произнесла госпожа Панк Ашаш и толкнула Элейн к стене.
Элейн содрогнулась – и, не успев опомниться, оказалась на той стороне. Словно рев битвы, на нее обрушились запахи. Воздух был горячим. Свет – тусклым. Это напоминало картину с Планетой боли, затерянной в космосе. Впоследствии поэты пытались описать Элейн у двери в поэме, которая начиналась со строк:
Бурые и голубые,
Белые, еще белей —
В секретном и запретном
Городе глупцов.
Ужасные и необычные
В коридоре желто-коричневом.
Истина была намного проще.
Обученная, прирожденная ведьма, Элейн сразу все поняла. Все эти люди, по крайней мере, все, кого она видела, были больны. Они нуждались в помощи. Нуждались в Элейн.
Но над ней горько пошутили, потому что никому из них она не могла помочь. Никто из них не был настоящим человеком. Они были животными, тварями в человеческом обличье. Недолюдьми. Грязью.
И все ее тело было пропитано запретом помогать им.
Она не знала, почему мышцы ног заставили ее шагнуть вперед, но это произошло.
Эта сцена запечатлена на многих картинах.
Госпожа Панк Ашаш, ушедшая в прошлое всего несколько мгновений назад, казалась далеким воспоминанием. И самого города Калмы, Нового города, в десяти этажах над головой Элейн, будто никогда не существовало. Это, это было реальностью.
Она смотрела на недолюдей.
И на этот раз, впервые в ее жизни, в ответ они смотрели прямо на нее. Она никогда прежде такого не видела.
Они не испугали ее – лишь удивили. Элейн чувствовала, что испуг придет после. Возможно, скоро, но не сейчас и не здесь.
IV
Существо, напоминавшее женщину средних лет, подошло к ней и рявкнуло:
– Ты смерть?
Элейн изумленно уставилась на него.
– Смерть? Что ты имеешь в виду? Я Элейн.
– Будь ты проклята! – сказало существо-женщина. – Ты смерть?
Элейн не знала слова «проклята», но не сомневалась, что «смерть», даже для этих созданий, означает всего лишь «конец жизни».
– Конечно, нет, – ответила она. – Я просто человек. Женщина-ведьма, как бы меня назвали обычные люди. У нас нет ничего общего с вами, недолюдьми. Совсем ничего.
Элейн видела, что у существа-женщины была огромная грязная копна мягких каштановых волос, раскрасневшееся потное лицо и кривые зубы, обнажившиеся, когда оно улыбнулось.
– Они все так говорят. Они не знают, что они – смерть. Как по-твоему, от чего мы умираем, если не от зараженных болезнями роботов, которых присылаете вы, люди? Когда вы это делаете, мы все умираем, а потом другие недолюди вновь находят это место, и устраивают здесь убежище, и живут в нем несколько поколений, пока машины смерти, твари вроде тебя, не пронесутся по городу и не убьют нас снова. Это Город глупцов, место недолюдей. Разве ты о нем не слышала?
Элейн попыталась пройти мимо существа-женщины, но ее схватили за руку. Такого не случалось за всю мировую историю – чтобы недочеловек схватил настоящего человека!
– Отпусти! – крикнула Элейн.
Существо-женщина отпустило ее руку и повернулось к остальным. Его голос изменился. Теперь он был не пронзительным и возбужденным, а низким и озадаченным.
– Я не могу понять. Может, это настоящий человек. Хорошенькая шутка. Заблудился здесь, среди нас. А может, она смерть. Не могу понять. Что скажешь, Мой-милый-Чарли?
Тот, к кому она обратилась, шагнул вперед. Элейн подумала, что в другое время и в другом месте этот недочеловек мог бы сойти за привлекательного мужчину. Его лицо светилось умом и настороженностью. Он посмотрел прямо на Элейн, словно никогда не встречал ее прежде – что соответствовало действительности, – и продолжил смотреть столь пронзительным, странным взглядом, что ей стало не по себе. Когда недочеловек заговорил, его голос был отрывистым, высоким, чистым и дружелюбным; в этом мрачном месте он казался пародией, словно животное запрограммировали говорить голосом человека, увещевателя по профессии, вроде тех, что можно было увидеть в боксах-сказителях, откуда они сообщали людям послания, не хорошие и не важные, а просто умные. Его привлекательность сама по себе была уродством. Элейн подумала, уж не козел ли он по природе.
