Там – открытая дверь, за которой другой мир. Здесь – старая, знакомая улица, чистая, симпатичная, тихая и бессмысленная, по которой она сама без всякого смысла прошла в тысячный раз.
Там – что-то. Здесь – знакомый ей мир. Она не знала слов «сказочная страна» или «волшебное место», но если бы знала, обязательно бы их вспомнила.
Она посмотрела направо, налево.
Прохожие не обращали внимания ни на нее, ни на дверь. В верхнем городе только начинал разгораться закат. Нижний город уже расцветили ало-золотые полосы, напоминавшие гигантские языки застывшего пламени. Сама того не замечая, Элейн принюхалась; сама того не замечая, вздрогнула, борясь со слезами; сама того не замечая, нежно улыбнулась – впервые за много лет, – и эта улыбка расслабила ее губы и придала усталому, напряженному лицу подобие красоты. Элейн была слишком занята тем, что оглядывалась.
Люди шли по своим делам. Дальше по улице недочеловек – женщина, возможно, кошка – по широкой дуге обошла настоящего человека, который шагал медленнее. Совсем далеко полицейский орнитоптер, неспешно взмахивая крыльями, облетал одну из башен; если только роботы не навели на Элейн телескоп или не захватили с собой редкого недочеловека-сокола, которых иногда использовали в полиции, им ее не раз– глядеть.
Она шагнула в дверь и закрыла ее за собой.
Она об этом не догадывалась, но из-за ее поступка нерожденные судьбы так и не появились на свет, грядущие века охватило восстание, люди и недолюди погибли при странных обстоятельствах, матери изменили имена нерожденных лордов, а звездные корабли вернулись из мест, о каких человек не мог даже помыслить. Космос, который всегда был здесь, который ждал, пока человек его заметит, наступит быстрее – из-за нее, из-за двери, из-за нескольких следующих шагов Элейн, из-за того, что она произнесет, и ребенка, которого встретит. (Впоследствии поэты расскажут эту историю, но задом наперед, на основании своих знаний о С’джоан и поступках Элейн, разжегших мировой пожар. Простая истина состоит в том, что одинокая женщина вошла в таинственную дверь. Вот и все. Прочее случилось позже.)
Она стояла на верхней ступеньке, спиной к закрытой двери, и перед ней лежал позолоченный закатом незнакомый город. Она видела огромную оболочку Нового города Калмы, которая изгибалась к небу; видела, что дома здесь более старые и не столь гармоничные, как те, что она только что покинула. Элейн не была знакома с понятием «живописности», иначе вспомнила бы о нем. Она не знала ни одного понятия, чтобы описать сцену, мирно раскинувшуюся у нее под ногами.
Людей она не видела.
Далеко, на вершине старой башни, пульсировал пожарный датчик. Помимо него был только желто-золотой город внизу и птица – или крупный лист, сорванный бурей? – что парила неподалеку.
Испытывая страх, надежду, предвкушение и прилив незнакомых желаний, Элейн спустилась вниз с безмолвной неведомой целью.
III
У подножия лестницы, состоявшей из девяти пролетов, ждал ребенок – девочка лет пяти. Она была одета в ярко-голубую тунику, и у нее были рыжевато-каштановые волосы и самые изящные руки, что когда-либо видела Элейн.
Сердце Элейн потянулось к девочке. Та посмотрела на нее и отпрянула. Элейн узнала выражение этих красивых карих глаз, эту мышечную мольбу о доверии, эту боязнь человека. Это был вовсе не ребенок – просто животное в человеческом обличье, возможно, собака, которую впоследствии научат говорить, работать, выполнять полезные задания.
Маленькая девочка поднялась, словно собиралась убежать. Элейн показалось, что девочка-собачка сама не решила, куда побежит: к ней или от нее. Ей не хотелось связываться с недочеловеком – какой женщине захотелось бы? – но не хотелось и пугать маленькое создание. В конце концов, оно было совсем юным.
Мгновение они смотрели друг на друга, маленькое существо – нерешительно, Элейн – спокойно. Затем девочка-собака заговорила.
– Спроси ее, – сказала она, и это был приказ.
Элейн удивилась. С каких это пор животные отдают приказы?
– Спроси ее! – повторило юное создание и показало на окно, над которым была надпись: «ПОМОЩЬ ПУТЕШЕСТВЕННИКАМ». Потом девочка убежала. Голубая вспышка туники, белая – сандалий, и она исчезла.