Она нашла С’джоан – и миры покачнулись.
Они встретились в месте, которое прозвали «краем света», где в подземный город падали лучи солнца. Это само по себе было необычным; однако Фомальгаут являлся необычной и неуютной планетой, где погодные неистовства и людские прихоти доводили архитекторов до яростных замыслов с гротескной реализацией.
Элейн шагала по городу, втайне безумная, высматривая больных людей, которым могла бы помочь. Ее пометили, закодировали, создали, родили, вырастили и обучили для этой работы. Работы не было.
Она была умной женщиной. Ясный ум служит безумию не хуже, чем здравомыслию – а именно, очень неплохо. Ей ни разу не пришло в голову отказаться от своей миссии.
Люди на Фомальгауте III, как и на самой Родной Земле, красивы почти одинаковой красотой; лишь в далеких, малодоступных мирах человеческий род в попытках выжить становится безобразным, истощается или мутирует. Элейн не слишком отличалась от других умных, красивых людей на улицах. Она была высокой и черноволосой, с длинными руками и ногами и коротким туловищем. Она зачесывала волосы назад, открывая высокий, узкий, прямоугольный лоб. Ее глаза были странного темно-синего цвета. Рот мог показаться красивым, но никогда не улыбался, и потому оценить его красоту не представлялось возможным. У нее была прямая, горделивая осанка – как и у всех прочих. Губы привлекали внимание своей пассивностью, а взгляд метался туда-сюда, туда-сюда, подобно древнему радару, высматривая больных, нуждающихся и увечных, которым она жаждала служить.
Как могла она быть несчастной? На счастье у нее не было времени. Она думала, что счастье заканчивается вместе с детством. То и дело там и сям, когда фонтан шептал на солнце или листья распускались взрывной фомальгаутской весной, она удивлялась тому, что другие люди – люди, подобно ей, несущие на своих плечах бремя возраста, положения, пола, обучения и профессионального номера – могут испытывать счастье, в то время как у нее одной нет на это времени. Но она всегда отгоняла эту мысль и шагала по улицам и пандусам, пока не заболят ступни, высматривая работу, которой не существовало.
Человеческая плоть – старше истории, упорней культуры – обладала собственной мудростью. Людские тела помечены архаичными уловками выживания, и на Фомальгауте III Элейн сохранила умения предков, о которых даже не задумывалась, – тех самых предков, что в невероятно давние времена покорили саму ужасную Землю. Элейн была безумна – и в глубине души догадывалась об этом.
Быть может, эта мудрость проснулась в ней, когда она шла от Дороги Уотеррока к ярким эспланадам Торговой полосы. Элейн увидела забытую дверь. Роботы убирались рядом с этой дверью, но из-за старого причудливого архитектурного замысла не могли подмести и отполировать поверхность прямо под ней. Тонкая твердая полоска старой пыли и застывшей политуры словно запечатывала дверь. Очевидно, никто давным-давно ее не открывал.
Согласно общественным законам запретные зоны были помечены обычными и телепатическими знаками. Самые опасные места охраняли роботы и недолюди. Но все незапрещенное было дозволенным. И потому, хотя у Элейн и не было права открывать эту дверь, она также не была обязана этого не делать. Она открыла дверь…
Исключительно из прихоти.
Или так она подумала.
Это имело мало общего с мотивом «Ведьмы!», который позже ей приписали в балладе. Она еще не обезумела и не отчаялась, она еще даже не стала благородной.
Открыв дверь, она изменила собственный мир – и жизнь будущих поколений на тысячах планет, однако сам по себе этот поступок не был примечательным. Усталая прихоть порядком расстроенной и слегка несчастной женщины. Ничего больше. Все прочие описания – это усовершенствование, приукрашивание, фальсификация.
Открыв дверь, Элейн действительно испытала потрясение – но не по тем причинам, которые ей впоследствии приписывали историки и поэты.
Она испытала потрясение, потому что за дверью оказалась лестница, а лестница вела вниз, к залитому солнцем пейзажу – поистине необычному зрелищу в любом мире. Из Нового города Элейн заглянула в Старый город. Новый город возвышался на своей оболочке над Старым городом, и, посмотрев «внутрь», она увидела закат в нижнем городе. Элейн ахнула от неожиданности и красоты этого зрелища.
