Он мрачно улыбнулся, однако мрачность на мгновение сменилась нежностью, когда он увидел ее отважное упрямство, ее девичью решительность, достойную восхищения и жалости.
– Я не буду возражать, – сказала она. – Это ничуть не хуже замужества, а звезды – мой жених.
В ее сознании мелькнуло лицо моряка, но она о нем не упомянула.
– Психотические элементы мы уже вживили, – продолжил врач. – Рассудок вам сохранить не удастся, так что об этом не тревожьтесь. Нужно быть безумной, чтобы управлять парусами и выжить в одиночку в космосе, даже один месяц. Проблема в том, что вы будете знать: в действительности этот месяц тянется сорок лет. Зеркал там нет, но вы вполне можете отыскать блестящие поверхности, чтобы взглянуть на себя. Выглядеть вы будете неважно. Вы увидите, как стареете, всякий раз когда замедляетесь, чтобы посмотреть. Я не знаю, к каким трудностям это приведет. Мужчинам пришлось несладко. А вот с волосами вам будет проще. Когда мы отправляем мужчин, нам приходится убивать все волосяные луковицы, иначе они заросли бы бородой. Колоссальное количество питательных веществ уходило бы на рост волос на лице, и ни одна машинка в мире не смогла бы состригать их достаточно быстро, чтобы человек сохранил способность работать. Думаю, в вашем случае мы ингибируем волосы на макушке. Вырастут ли они прежнего цвета или нет, сами узнаете. Вы встречались с моряком, который вернулся?
Врач знал, что она с ним встречалась. Но не знал, что моряк со звезд призвал ее.
Хелен удалось сохранить спокойствие. Она с улыбкой сказала:
– Да, вы дали ему новые волосы. Помните, ваш лаборант пересадил ему на голову новый скальп. Кто-то из ваших сотрудников. Волосы выросли черные, и его прозвали мистер Больше-не-седой.
– Если вы будете готовы к следующему вторнику, мы тоже будем готовы. Как думаете, госпожа, успеете?
Хелен стало не по себе оттого, что это серьезный старик назвал ее «госпожой», но она знала, что он проявляет уважение к профессии, а не к личности.
– До вторника достаточно времени.
Ей было приятно, что ему хватило старомодности знать и употреблять древние названия дней недели. Это означало, что в Университете он не только выучил основы, но и почерпнул элегантные мелкие детали.
IX
Две недели спустя хронометры в кабине показывали, что прошел двадцать один год. Хелен в миллиардный раз повернулась, чтобы проверить паруса.
Ее спина пульсировала болью.
Она ощущала мерный рев сердца, напоминавший быстрые вибрации, – так оно стучало во временном диапазоне ее восприятия. Можно было опустить глаза на прибор на запястье и увидеть, как стрелки на циферблатах, похожих на часовые, очень медленно отсчитывают десятки тысяч ударов.
Она слышала ровный свист ветра в горле – легкие, казалось, дрожали от скорости.
И она чувствовала пульсирующую боль крупной трубки, подававшей невероятные количества мутной воды прямо в артерию в ее шее.
В животе словно кто-то развел костер. Выводная трубка работала автоматически, но обжигала, будто к коже приложили уголек, а катетер, соединявший мочевой пузырь с очередной трубкой, вызывал ощущения, сравнимые с уколом раскаленной иглой. Голова болела, перед глазами все плыло.
Однако она могла разглядеть инструменты – и могла следить за парусами. Время от времени ей удавалось заметить смутный промельк – словно пылевой узор – огромного кокона с людьми и грузом, что плыл за ними.
Она не могла сесть. Это причиняло слишком сильную боль.
Единственным удобным положением для отдыха было прислониться к контрольной панели – нижними ребрами к инструментам, усталым лбом к датчикам.
После одной такой передышки она осознала, что отдых затянулся на два с половиной месяца. Она понимала, что в нем не было смысла, она видела, как меняется ее лицо, как стареет искаженное отражение в стеклянном корпусе датчика «кажущегося веса». Она могла смутно разглядеть свои руки, кожа на которых натягивалась, обвисала и натягивалась снова, словно под влиянием температурных изменений.
Она вновь посмотрела на паруса и решила опустить фок. Устало подтащила себя к панели управления при помощи серворобота. Выбрала нужный клапан и открыла примерно на неделю. Подождала, с гудящим сердцем, свистящим горлом и мягко обламывающимися по мере роста ногтями.