Адам Стоун улыбнулся. Мартелу показалось, что за ним мелькнуло лицо одного из глав Инструментария. Оно тоже улыбнулось, а потом оба лица переместились вверх и исчезли.
Мартел попытался поднять голову, чтобы просканировать себя. Ничего не вышло. Люси смотрела на него, успокаиваясь, с полным любви недоумением.
– Мой дорогой муж! – сказала она. – Ты вновь вернулся – чтобы остаться!
Мартел по-прежнему пытался разглядеть свой блок. В конце концов, неуклюже провел рукой по груди. Там ничего не было.
Инструменты исчезли. Он вернулся к норме – и остался жив.
В глубоком, обессиленном умиротворении его сознания обрела форму новая тревожная мысль. Он попробовал писать пальцем, как предпочитала Люси, но у него не было ни заостренного ногтя, ни планшета сканера. Пришлось говорить вслух. Собравшись с силами, он прошептал:
– Сканеры?
– Да, дорогой? Что такое?
– Сканеры?
– Сканеры. Ах да, милый, с ними все в порядке. Пришлось арестовать некоторых за то, что они включили высокую скорость и попытались сбежать. Но Инструментарий всех поймал – всех, кто был на поверхности, – и теперь они счастливы. – Она рассмеялась. – Представляешь, милый, некоторые не желали снова становиться нормальными. Но Стоун и главы их переубедили.
– Вомакт?
– С ним тоже все хорошо. Он будет в кренче, пока его не восстановят. Знаешь, он договорился о новой работе для сканеров. Вы все теперь – заместители главы Космоса. Правда, мило? Но себя он сделал главой Космоса. Все вы будете пилотами, и ваше братство и гильдия сохранятся. А Чана восстанавливают прямо сейчас. Скоро ты его увидишь. – Тут ее лицо стало печальным. Она серьезно посмотрела на Мартела. – Пожалуй, лучше сказать тебе сразу. Иначе ты будешь тревожиться. Был один несчастный случай. Всего один. Когда вы с твоим другом пришли к Адаму Стоуну, твой друг так обрадовался, что забыл просканировать себя и умер от «перегрузки».
– Пришли к Адаму Стоуну?
– Да. Ты не помнишь? Вместе с другом.
У него по-прежнему был изумленный вид, и она уточнила:
– Парижански.
Госпожа, которая правила «Душой»
I
История гласит… что именно она гласит? Все слышали про Хелен Америку и мистера Больше-не-седого, но никто точно не знает, как это произошло. Их имена вплелись в вечное блестящее ожерелье романтических легенд. Иногда их сравнивали с Абеляром и Элоизой, чью историю нашли среди книг в погребенной под землей библиотеке. В другие эпохи их жизнь уподобляли странной, уродливо-очаровательной истории ход-капитана Талиано и госпожи Долорес О.
На фоне всего этого неизменными оставались две вещи: их любовь друг к другу и образ огромных парусов, крыльев из ткани и металла, с помощью которых люди наконец воспарили к звездам.
Упомяните его – и люди вспомнят о ней. Упомяните ее – и они вспомнят о нем. Он был первым из вернувшихся моряков, а она была госпожой, которая правила «Душой».
Хорошо, что не сохранилось их портретов. Романтический герой, совсем юный на вид, преждевременно состарился и еще не пришел в себя, когда его настигла любовь. А Хелен Америка была странной, но симпатичной: мрачной, серьезной, печальной крошкой-брюнеткой, родившейся под смех человечества. Она ничуть не напоминала высокую, уверенную в себе актрису, которая позже ее сыграла.
Но она была великолепным моряком. Что правда, то правда. И всей своей душой и телом она любила мистера Больше-не-седого, с преданностью, которой эпохи не смогли ни превзойти, ни забыть. История может счистить патину с их имен и обличий, но даже ей под силу лишь придать лоск любви Хелен Америки и мистера Больше-не-седого.
Помните, они оба были моряками.
II
Маленькая девочка возилась с игрушечным зверьком. Цыпленок ей надоел, и она вернула ему мех. Затем вытянула уши на оптимальную длину. Получилось нечто странное. Легкий ветерок опрокинул зверька на бок, но игрушка весело вскочила и принялась довольно жевать ковер.
Внезапно девочка всплеснула руками и спросила:
– Мама, что такое моряк?
– Моряки жили давным-давно, милая. Это были смелые люди, водившие корабли к звездам, самые первые корабли, что унесли людей от нашего Солнца. У них были большие паруса. Не знаю, как это было устроено, но свет дул в них, и на путешествие в один конец уходила четверть жизни. Тогда, дорогая, люди жили всего сто шестьдесят лет, а дорога в одну сторону занимала сорок, однако моряки нам больше не нужны.