— Понятно, полковник, — сказал он, — попробовать можно; как говорил товарищ Берия, попытка — не пытка. Но почему ты не сделаешь фоторобот в своей конторе? Там же хорошие специалисты.
— Конечно, Костик, можно было бы обратиться и моим коллегам, — согласился Забродов, — но ты же сам видишь, что это за свидетель!
Костя кивнул:
— Это да…
— Скажут, у полковника Забродова на пенсии совсем крыша поехала, — вздохнул Забродов, — привел какого-то алкаша свидетеля, который за сто граммов сочинит и расскажет тебе такие сказки…
— Да, Ларик… — многозначительно произнес хозяин мастерской и вдруг, улыбнувшись, весело сказал: — Но где наше не пропадало!
— Вот именно, Гуреев, — многозначительно изрек Забродов и подчеркнуто произнес по слогам: — По-па-да-ло-во, а не проподалово! Это хорошо еще будет, если он хоть что-то вспомнит, а то и вовсе со стыда сгоришь!
— Не переживай, Ларик, по крайней мере тут тебе не придется краснеть, — заверил хозяин мастерской, — мы устроим творческий конкурс. Более того, мы устроим это таким образом, что твое задание, — усмехнулся бородатый художник, — останется даже нерассекреченным!
Илларион Константинович удивленно посмотрел на своего приятеля.
— Это как? — спросил он.
Костяныч многозначительно усмехнулся и озорно подмигнул Забродову.
— У нас, товарищ полковник, есть свои методы, — неопределенно и уклончиво сказал бородатый художник, — которые ты сейчас поймешь…
— Надеюсь…
— Слушай, Костя, а где Славка Демакин? — спросил Илларион Константинович о втором хозяине мастерской и своем приятеле художнике-реалисте.
— А я тебе разве не говорил? — вопросом на вопрос ответил Костя.
Илларион отрицательно покачал головой:
— Нет!
— Так он же встречается с Андреем Абрамовым, — спокойно сообщил Костя, — он договаривается, чтобы выставить у него в галерее на «Беговой» картины.
Забродов понимающе кивнул.
— Ты, наверное, забыл, — продолжил хозяин мастерской, — а ведь Андрюха — фанат московской «Спарты» и кое-что мог бы тебе порассказать не только об этой команде, но и о том, что происходит вокруг нее.
Илларион Константинович прекрасно знал Андрея Абрамова, но то, что тот был заядлым болельщиком, у него как-то выскочило из головы.
— Точно! — радостно воскликнул полковник. — Я совсем забыл, что он ярый поклонник футбола.
— Это плохо, Константинович, забывать о привычках и хобби своих товарищей! — сказал Гуреев.
Илларион быстро сделал последнюю глубокую затяжку и полез в карман за мобильным телефоном.
— Ты кому собрался звонить? — поинтересовался Гуреев.
— Да Андрюхе хочу звякнуть, — сказал Забродов, быстро набирая номер телефона Абрамова, — нужно проконсультироваться у него по некоторым вопросам.
— Не стоит, товарищ полковник, волновать и отрывать от дела занятых людей, — предупредил его Константин Гуреев.
Илларион Константинович недовольно взглянул на бородатого товарища и спросил:
— Почему?
— Да потому что Андрей с Демакиным будут здесь в мастерской с минуты на минуту, — ответил Гуреев.
Илларион Забродов недоверчиво посмотрел на Гуреева.
— Точно? — спросил он.
— Век воли не видать! — рассмеялся Гуреев.
Гуреев и Забродов вернулись к компании.
— Господа! Минуточку внимания! А не пора ли нам выпить?! — к большой радости собравшихся гостей, особенно Вовки Джимисюка и Митрича, которые уже успели неслабо приложиться к стакану, произнес хозяин мастерской.
— Давно пора, — весело и шумно поддержал Гуреева Джимисюк. — Мы тут, Костяныч, с тоски чуть не померли!
— Так, уважаемые и дорогие господа мазилы, попрошу всех вас оставить в покое свои и чужие стаканы и, подняв натруженные задницы, перейти в зал.
За столом раздались недовольные возгласы:
— Зачем?
— Давай сначала выпьем, — предложил Вовка Джимисюк, облизывая свои запорожские усы.
Константин Гуреев был непреклонен и, подняв руку вверх, громко сказал:
— Выпьем, мужики, но сначала проведем небольшой творческий конкурс!
За столом возникла недоуменная пауза, которая переросла в шум и гам, однако хозяин мастерской почти насильно выгнал всех с кухни и дал каждому из художников по небольшому ватману и простой карандаш.
— Что за шутки, Костяныч? — удивленно и с некоторым раздражением поинтересовался Дима Власов. — Я уже сто лет как не держал в руках ни кисти, ни карандаша!
