Предчувствие его не обмануло: вкусный запах просачивался из квартиры, которую уже много лет занимал бывший инструктор спецназа ГРУ Забродов, и, когда эта дверь распахнулась навстречу генералу, упомянутый запах сделался прямо-таки сногсшибательным. Со стороны кухни доносилось гудение работающей на предельных оборотах вытяжки, а хозяин встретил гостя в кухонном фартуке с изображением голого и чрезвычайно мускулистого мужского торса, а также бедер, лишь слегка прикрытых узенькими плавками. Мещеряков вздрогнул, впав в заблуждение из-за царившего в прихожей полумрака, но тут Забродов включил свет, и у генерала отлегло от сердца: все-таки это был фартук, хотя и довольно дурацкой расцветки, а не голое тело, а значит, Забродов, вопреки многочисленным пессимистическим прогнозам знакомых, по-прежнему пребывал в здравом уме и твердой памяти.
— Кажется, я помешал, — стараясь не слишком откровенно принюхиваться, ворчливо констатировал Мещеряков.
— Отнюдь, — принимая у него пальто, возразил Илларион. — С чего, собственно, ты это взял?
Генерал неопределенно повертел в воздухе ладонью с растопыренными пальцами.
— Ну, как тебе сказать… Не в честь моего же прибытия ты затеял пир!
— А почему бы и нет? — изумился Забродов. — Не каждый день в мою скромную обитель забредают живые генералы! И потом, как, по-твоему, должен я сам чем-нибудь питаться? В моем возрасте уже неприлично есть тушенку с ножа и разнообразить меню дождевыми червями!
Мещеряков фыркнул и заглянул в гостиную. Здесь все выглядело как обычно: книги, среди которых было немало раритетов, в огромном количестве и кажущемся беспорядке соседствовали с антикварными безделушками и холодным оружием; истыканный ножами толстый липовый спил по-прежнему сомнительно украшал собою противоположную от входа стену, и в нем, по обыкновению, торчали клинки. На этот раз их было три, и посажены они были очень тесно. Остальные ножи грудой лежали на металлическом подносе рядом с любимым креслом Иллариона, наполовину прикрытые развернутой книгой с пожелтевшими, обтрепанными по краям страницами и поблекшим архаичным шрифтом. Ни посторонних людей, ни багажа, который свидетельствовал бы об их недавнем присутствии и скором возвращении, в комнате не наблюдалось. Генерал подавил вздох облегчения: несмотря на заверения Иллариона, кое-какие подозрения у него все-таки оставались, и он был рад убедиться в их беспочвенности. Рита Мещерякову нравилась, поскольку была женщиной приятной во всех отношениях, но сегодня он явился сюда не для дружеской застольной болтовни, а по делу, в которое не имел права посвящать посторонних.
— Убедился, Фома неверующий? — прозвучал со стороны кухни насмешливый голос Иллариона.
Мещеряков быстро оглянулся, уверенный, что Забродов, по своему обыкновению, неслышно подкрался сзади, но прихожая была пуста, и в открытых дверях кухни тоже никто не маячил.
— У нее опять какие-то дела, — донеслось оттуда, — так что можешь не шифроваться. Хотя, поверь на слово, мне было бы куда приятнее увидеть ее, чем тебя.
— Нас на бабу променял, — констатировал генерал и, сунув руки в брюки, направился на кухню, поближе к источнику умопомрачительного запаха.
— Променял, променял, — сидя на корточках и пытливо заглядывая в приоткрытую духовку, согласился Илларион. — Почему бы и нет? Готовить ты толком не умеешь, в постели от тебя никакого проку… Да что там! Ты в зеркало-то смотришься хоть иногда? Куда тебе с твоей генеральской рожей до Риты! Я уж не говорю о том, — торопливо добавил он, лишив Мещерякова возможности вставить ядовитую реплику по поводу его собственной внешности, — что ты, как некоторые телеведущие, появляешься только для того, чтобы рассказать мне очередную гадость.
— Какая муха тебя сегодня укусила? — спросил слегка обескураженный этой отповедью генерал.
Вопрос был не праздный. Илларион сильно преувеличивал, говоря, что Андрей Мещеряков заглядывает к нему только по делу. Количество деловых и просто дружеских визитов генерала к старому приятелю было примерно одинаковым, и он льстил себя надеждой, что умеет достаточно хорошо владеть собой, чтобы о цели его прихода нельзя было догадаться прямо с порога. И вдруг такая встреча… Или Илларион расстроен отсутствием Риты гораздо сильнее, чем стремится показать? А может, они поссорились?
