– Ой, так это же мумие! И как его много! Наверное, граммов триста, если не пятьсот!
– Четыреста двадцать граммов, если нужна точная цифра. Значит, вы действительно знаете про мумие. Хотя во многих трактатах оно называется «браг-шун»[17]. Вот, товарищ Трофимов, теперь вы получили доказательство моей правоты. – Это дедок уже обратился к Трофимову.
– Положим, я получил только некоторые слова, которые можно трактовать в вашу пользу, – ответил Трофимов. – А окончательно ваша правота будет подтверждена, если этот наш товарищ быстрее выздоровеет.
При этом разговоре я переводила взгляд с одного на другого, совершенно не понимая, о чем это они говорят. Трофимов это заметил и сказал:
– Товарищ Северова, мне сейчас нужно возвращаться на работу, а вы послушайте историю профессора Андровского. Она довольно интересна.
Майор улизнул, а я уставилась на профессора. Он, как мне показалось, был очень доволен ситуацией и, усевшись за стол, начал рассказ. Всю историю приводить не буду, так как рассказывал он ее довольно долго и с некоторыми повторами, но суть сводилась к следующему. Во время экспедиции на Тибет (все-таки Тибет!), организованной, между прочим, НКВД, он в горах сломал ногу. Перелом был тяжелый, профессор стал практически нетранспортабелен, а сроки сильно поджимали. И коллеги оставили его в горах на попечение местных монахов. Вот тут он и столкнулся с мумие. За месяц монахи поставили его на ноги, причем вылечили настолько качественно, что в Москве врачи по снимкам не могли поверить, что перелом был действительно сложным. На него стали смотреть с подозрением, как на симулянта. А когда он только заикнулся о чудесном лекарстве, началось… Андровского арестовали, обвинив в религиозной пропаганде, в мистицизме и еще бог знает в чем. В квартире провели обыск. Спасло профессора только то, что оперативники, проводившие обыск, мумие не нашли. Точнее, они его нашли, но поверили словам Андровского, что этот комок – просто один из образцов горных пород, каковых образцов самого разного вида в квартире было великое множество. Откуда оперативникам было знать, что этот вроде бы обычный камень и есть мумие. Тем не менее профессора посадили, и год он просидел. Потом без всяких объяснений его выпустили. Он попытался снова рассказать о мумие. Его вызвали в НКВД и мягко так объяснили, что камера за ним пока зарезервирована, так что во избежание… Профессор понял и заткнулся.
Но вот вчера вдруг к нему пришел товарищ майор и заговорил о мумие. Профессор было решил, что камера по нему соскучилась, но выяснилось, что начальство откуда-то узнало про мумие и это мумие нужно для лечения ценного сотрудника, то есть меня. Профессор так возрадовался, что притащил мне примерно половину всего запаса. Правда, при последних словах он как-то смущенно моргнул, и я подумала, что половиной тут и не пахнет. Наверняка не больше трети, но мне и этого более чем достаточно.
– Вы знаете, товарищ Северова, как его применять?
– Да, профессор, не беспокойтесь. И мне столько не нужно. Давайте отрежем небольшой кусочек, а остальное пусть будет у вас для других подобных случаев.
– Хм, кажется, вы действительно знаете дозировки. Тогда подождите. Не будем портить этот кусок.
Профессор выхватил у меня мумие, снова завернул его в газету и спрятал в портфель. Я удивленно на него уставилась, а он тем временем пошарил в портфеле и вытащил из него другой комок, намного меньших размеров. Вот этот комок как раз мне и был нужен. Хитрый профессор – решил проверить меня. Но кажется, я испытание прошла. Напоследок профессор, заметив бинты, сказал, что мумие можно применять и как антисептик. Что раны с ним тоже быстрее заживают.
Поблагодарив профессора и взяв его координаты, я с ним распрощалась и пошла к врачу. Там, несмотря на некоторое сопротивление с его стороны, договорилась, что буду принимать свое лекарство, а он – ежедневно оценивать результаты. После этого, довольная, я вернулась в палату. Одной там стало скучно, поэтому легла и уснула.
Вечером я не удержалась и решила примерить форму с наградами. Нужно же посмотреть, как в ней выгляжу. К сожалению, опыт не удался. Несмотря на всю мою осторожность и плавность движений, боль в ребре была слишком сильной. Поэтому гимнастерку я натянуть не сумела. Придется ждать. А пока я просто разложила форму на свободной койке и представила, как она будет на мне смотреться и как элегантно будут покачиваться медали при ходьбе, привлекая внимание еще и к неподвижно закрепленным Красным Звездам. Даже зажмурилась, чтобы лучше представить. Потом вспомнила, что за ранения выдавались какие-то нашивки, причем различались легкие и тяжелые ранения. Интересно, а какую дадут мне? Наверное, все-таки за тяжелое. Как-никак ранение в грудь. Тут спохватилась: а может, нашивки еще не ввели, как и погоны, которые, если не ошибаюсь, появились в армии только после Сталинграда. И у кого спросить? В Москве только два человека знают мою биографию, но этот вопрос задавать им неудобно, потому что это товарищ Сталин и товарищ Берия. Можно было бы спросить Васю, только где он там? Тут я сообразила, что за последними событиями, связанными с окружением, боями и ранением, совсем забыла о супруге. А ведь он сейчас в тылу у немцев. Тоже как бы в окружении, только никаких прорывов они с Ипполитовым не организуют, а, наоборот, стараются подольше в тылу продержаться.
