Уже в сумерках шатающийся от усталости Колин добрался до их недостроенного поселка. Перед глазами у него стоял туман; мальчик даже не понял, как оказался дома. Позже он узнал, что Эмма и Рут увидели его на улице и выбежали навстречу.
Три дня его мучила лихорадка. Затем он очнулся, увидел испуганные лица сестер и с трудом пробормотал:
– Надо идти к папе. Он ждет нас.
Однако Колин был еще слишком слаб, чтобы отправиться в путь.
– Тебя так трясло, что мы боялись, как бы ты не умер, – призналась Эмма.
– Соседи знают, что случилось с мамой?
– Да.
– Кто-нибудь из них принес вам поесть?
– Нет, – ответила маленькая Рут.
– А подруга мамы, что живет в доме через дорогу? Та самая, что посоветовала отнести вязанье в лавку Барбриджа?
– Она отворачивалась, когда видела нас, – сказала Рут.
Раньше щербинка между передними зубами делала ее личико только милее, но сейчас сестра казалась Колину самой грустной девочкой на свете.
– Мы должны пойти к папе, – напомнил он и с трудом поднялся с кровати.
– Да, – с решительным видом согласилась Рут. – Надо помочь ему.
Они собрали всю еду, какую нашли в доме: немного хлебных корок и картофеля.
Колин из-за слабости не мог идти быстро. Час за часом они тащились по пыльной дороге, постепенно приближаясь к шумному, укрытому бурой пеленой смога Лондону.
Солнечный свет уже померк, когда они подошли к площади перед Ньюгейтской тюрьмой, где отец обещал ждать их каждый день в восемь утра, в полдень и в шесть вечера. Но звон колоколов в соборе Святого Павла подсказал детям, что уже намного больше шести часов.
– Папа придет завтра утром, – успокоил сестер Колин.
Но на следующий день отец не появился ни в восемь утра, ни в полдень.
Держась за руки, чтобы не потеряться в толпе, они отправились на его поиски.
Колин узнал уличного торговца, которого видел здесь раньше. Усталый работник медленно толкал перед собой тележку. Его блуза испачкалась за долгий день, но шелковый шейный платок остался безукоризненно чистым.
– Прошу вас, сэр, не могли бы вы…
– Нечего здесь попрошайничать, – проворчал торговец, отмахиваясь от них. – Я не для того вез овощи с рынка в Ковент-Гардене, чтобы отдать первым встречным ирландцам.
Колин подошел к юному дворнику. Они обычно знают обо всем, что происходит в их районе. К тому же у парня – босоногого и со старой метлой – было приветливое лицо, подходящее к солнечному оттенку его взъерошенных волос. Он выглядел ненамного старше Колина, но при очевидной бедности всем своим видом ясно давал понять, что имеет серьезные планы на будущее.
– Вы не помните меня? – спросил его Колин. – Мы с отцом были здесь на прошлой неделе.
– Я все помню. Подожди минутку.
Уборщик подбежал к идущим мимо джентльмену и леди и, не дожидаясь просьбы, расчистил для них от грязи и лошадиного навоза дорогу к зданию Олд-Бейли.
Джентльмен бросил на мостовую пенс.
– Благодарю вас, сэр! – воскликнул дворник таким довольным голосом, словно получил целое состояние.
Затем он обернулся к Колину:
– Что ты хотел?
– Вы помните, как выглядел мой отец?
– Я же тебе сказал, что помню все. Я работаю на этом перекрестке уже пять лет, и ничто здесь не проходит мимо меня.
– Вы его видели?
– Может быть. А что за важность? Впрочем, какая разница. Ты выглядишь еще беднее меня. Твой папаша вон там.
Он показал в переулок, где стояла колонка, из которой Колин с отцом пили воду.
Колин, Эмма и Рут помчались туда и нашли отца в дальнем конце переулка. Он лежал без сознания, весь покрытый потом, и метался в лихорадке. Кто-то украл у него не только ботинки, но даже куртку и сорочку.
– Папа! – вскрикнула маленькая Рут. – Что нам теперь делать?
– Кто-нибудь обязательно нам поможет, – заявил Колин, пытаясь справиться с отчаянием, но голос у него предательски дрогнул. – В таком большом городе с миллионом жителей кто-нибудь обязательно нас пожалеет.
