– Простите, пожалуйста, – говорю, – Элеонора Михайловна, можно вас на два слова? Семен Парфентьевич просил вам кое-что передать.
Она удивленно смотрит на меня, но взгляд ее тут же почему-то смягчается.
– Ну что ж, – коротко улыбается она и поворачивается к своим спутникам. Я на одну минуту вас оставлю.
Молодые люди бросают на меня не очень приветливые взгляды, но возражать не осмеливаются. Девушка же смотрит с нескрываемым любопытством. Мы отходим в сторону.
Итак, некоторое время выиграно, и созданы условия для дальнейших действий. Но все пока чрезвычайно зыбко, и нельзя сбиваться с темпа.
– Элеонора Михайловна, – говорю я проникновенно и с вполне искренней озабоченностью, – проститесь с вашими друзьями. Нам надо поговорить. Открылось одно очень серьезное обстоятельство. Даже, если хотите, таинственное.
Я смотрю на нее с восхищением и чуть-чуть с состраданием. Первое ей очевидно нравится, а второе так же очевидно интригует и немножко беспокоит. У меня расчет на то, что она все время соприкасается со всякими секретными делами супруга, со всякими комбинациями, махинациями и прочими действиями такого рода. Все это ей уже привычно и, конечно, привлекательно. Ну, и чисто женское любопытство тоже не последнее дело.
– А вы сами кто такой? – спрашивает она.
В тоне ее больше интереса, чем подозрения или опаски.
И я, придерживаясь уже взятой линии в разговоре с ней, отвечаю загадочно и с чувством:
– Я вам все расскажу. И даже… кое в чем признаюсь. Только не здесь.
– А где же? – она лукаво улыбается.
– Где? Да где угодно. Хотя бы… зайдем вон в то кафе. Лишь бы можно было спокойно поговорить. Я давно…
Тут я смущенно умолкаю.
– Вас действительно прислал Семен Парфентьевич? – спрашивает она, как видно, только для очистки совести.
– Да… отчасти…
– Ой, вы что-то хитрите, – она грозит мне пальчиком.
– И, кажется, не очень удачно?
– Посмотрим.
Она решается. Ей, видимо, очень хочется знать, чем кончится эта встреча с таким напористым парнем как я.
Мы возвращаемся к ее спутникам, и Элеонора Михайловна говорит:
– Оказывается, мне надо ехать. Лялечка, салютик! – и обращается к одному из молодых людей. – Вы меня простите, Владик. До следующего раза. Ладно?
Явно раздосадованный Владик вынужден подчиниться. Они прощаются.
– Куда же мы пойдем? – спрашивает Элеонора Михайловна. – Предупреждаю, у меня мало времени.
Предупреждение это чисто формальное и ровно ничего не означает.
– Да вот хотя бы, – я указываю на противоположную сторону улицы, где в первом этаже нового дома разместилось небольшое кафе.
Через несколько минут мы уже сидим за столиком. Перед нами дымятся чашечки с кофе, стоят узенькие рюмочки с коньяком и вазочка с двумя пирожными. Это я шикую.
Мы уже познакомились, и Элеонора Михайловна просит называть ее Элла. Я не возражаю, тем более, что сам представился только по имени.
– Ну, говорите, Виталий, – требовательно произносит Элеонора Михайловна, – какое еще обстоятельство открылось?
– Дело в том, – начинаю я, – что один ваш знакомый… Я не могу назвать вам его имя…
– Почему? – удивляется она.
– Как вам сказать… Во-первых, я обещал. Во вторых, это имя… Но вы его прекрасно знаете, так что…
– Ну, Виталик, – она обиженно надувает свои пухлые губки. – Как вам не стыдно? Назовите, я прошу.
Именно такой поворот в разговоре мне и нужен.
– Не могу, Эллочка. Не могу, – виновато говорю я. – Вот разве… показать вам его…
– То есть как это – показать? – снова удивляется Элеонора Михайловна.
– А так, – я загадочно подмигиваю. – Назвать вам его я не могу. Но мне никто не запрещает показать вам его фотографию. Правда ведь?
Она так звонко смеется, что с соседних столиков на нас начинают поглядывать.
– Нет, вы положительно хитрец, Виталик.
Я скромно улыбаюсь.
– Ну, давайте уж фотографию, – говорит Элеонора Михайловна, успокоившись.
При этом что-то меняется в ее взгляде, он становится цепким и даже каким-то колючим. Это мне не очень нравится. С некоторым беспокойством я достаю фотографию, не сразу, конечно, а после всяких поисков по карманам. Элеонора Михайловна быстрым движением выхватывает ее у меня из рук, секунду внимательно рассматривает, потом поднимает на меня строгий взгляд и подозрительно спрашивает:
