– Тогда не останавливайся.
Когда мы пошли мимо, делая вид, что ту группу не замечаем, мой взгляд невольно скользнул к людям у слона. Высокий представительный мужчина в белой мантии говорил с поразительно невысоким человеком в официальной темно-красной тунике и легком плаще. Еще трое мужчин следили за беседой. Двое из них, в ярко-синей форме, точно были из Имперского военно-морского флота, а третий мог быть чьим-то адъютантом. Он не походил на фетийца: у фетийцев не бывает кожи почти медного цвета и таких слегка раскосых глаз.
Адъютант не очень вслушивался в разговор и через пару секунд его взгляд встретился с моим, слишком быстро, чтобы я успел отвернуться. Находясь в каких-то десяти ярдах от него, я увидел недоумение, промелькнувшее на его бесстрастном лице, прежде чем адъютант опять повернулся к своим спутникам. У меня сильнее забилось сердце, и спустя три или четыре шага слон заслонил от нас эту группу. Я не посмел оглянуться, даже когда м ы завернули за угол.
– Что ты сделал, Катан, дурак? – сердито прошипела Палатина. – Может, еще помашешь ему?
– А иначе он бы нас не заметил? Это был твой друг?
– В жизни его не видала. Но он, возможно, видел меня, потому что явно узнал кого-то из нас. И сейчас он, вероятно, рассказывает об этом тому мужчине в белом, который совсем случайно является вице-королем. Или Мауризу Скартарису, Верховному комиссару Скартарисов на Архипелаге. Или даже адмиралу Каридемию, тому, в синей форме.
– О чем рассказывает? Что только что видел на улице мертвую революционерку? – свирепо спросила Равенна. – Ты утверждаешь, что я мню себя слишком важной персоной, а сама бесишься из-за того, что какой-то мелкий чиновник на тебя посмотрел. Для них ты мертва, Палатина. Они не увидят того, чего не ожидают увидеть, и хватит обвинять Катана.
Я так удивился, что Равенна встала на мою защиту, что даже перестал злиться на обвинения Палатины.
– Даже если он тебя узнал и доложит об этом, сколько людей ему поверят?
– Для начала – Мауриз. Затем люди императора, которые уже пытались меня убить…
– Палатина, ты несешь полную чушь, – вмешалась Равенна. – Вся Фетия слышала о твоих похоронах, и, наверное, каждый лидер клана видел тело, которое они считали твоим. Для них ты просто девушка, похожая на Палатину Кантени, и ничего больше. Думаешь, ты выглядишь сейчас как дочь президента клана? Ничуть. Так что перестань страдать паранойей, и пойдем к океанографам.
Палатина уставилась на нее, явно изумленная.
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Это не Калатар, где Сфера правит страхом и все должны ходить по струнке. Фетия живет секретами. Тот адъютант, вероятно, чей-то агент: возможно, своего клана, возможно, военно-морского флота, а может, даже императора. Этот кто-то узнает, и тогда ты поймешь, о чем я говорю. Мы сбрасываем маски на Архипелаге, или ты так скоро забыла цепи и тот костер?
– Я всю свою жизнь скрываюсь от Сферы, а они гораздо коварнее любого фетийца.
– Если ты собираешься плевать на все, что я говорю, пожалуйста, но не жди от этого ничего хорошего.
– Ты истинная фетийка, если не можешь поверить, что я способна жить своим умом. Нет, ты вечно должна лезть ко всем со своими советами, как будто без тебя не справятся.
– Давай продолжай. Забудь, что мы видели тех людей, и не проси моей помощи в Фетии. Ты такая же, как твой дед, одно упрямство и никакой уступчивости. – Не дожидаясь ответной реплики Равенны, Палатина ускорила шаг и исчезла в узком переулке немного дальше по дороге. На этой широкой, кривой улице было мало прохожих, и никто, казалось, не заметил нашу перебранку. Ни одно окно не распахнулось в доме, у стены которого мы спорили, и дети в саду напротив были слишком поглощены своей игрой в мяч, чтобы обращать на нас внимание.
– Пусть идет и спрячется где-нибудь, а то как бы фетийские агенты на нее не наткнулись, – проронила Равенна с презрением. – И вообще, кто она такая, чтобы говорить о дедах? Посмотри на ее деда – он-то что сделал для Фетии?
Она продолжала ворчать до самой гавани, пока мы блуждали по переулкам, чтобы выйти на главную улицу, и пробирались через рыночную сутолоку на главной площади, намного более оживленную, чем вчера. Однако Равенна не набросилась на меня, потому что я ухитрился сдержать возмущение и не отвечать на отборные оскорбления – признаться, заслуженные, – которыми она осыпала мою семью Тар'конантур. Правда в том, что для меня семейные связи значили очень мало, и я редко думал о Палатине, как о кузине.
