– Со мной ничего такого.
– Что-то у тебя на уме. Давай, угадаю! Женщина, верно?
Инди отхлебнул воды.
– Я сегодня получил письмо от Лиланда Милфорда.
– Боже, от этого чокнутого старого простофили? Как он поживает?
– Наверно, хорошо. И вовсе он не чокнутый. Просто чуточку эксцентричный.
– Ага! – рассмеялся Шеннон. – Самую малость!
Милфорд, профессор на пенсии, прославленный специалист по староанглийскому, дружил с отцом Индианы. Шеннон встречался с ним, когда они с Инди во время учебы в колледже занимали одну комнату, а Милфорд заехал в Чикаго, чтобы дать публичную лекцию. Джеку он показался чудаковатым из-за того, что во время обеда дважды забывал, кто такой Шеннон – первый раз, когда Джек вернулся к столу с кофе, а второй – когда достал корнет. Инди всякий раз приходилось представлять его заново.
– И чего ж он пишет – или ты еще не разобрал его свинскую латынь? – спросил Шеннон.
– Это не свинская латынь, а староанглийский. К тому же, письмо он написал на современном. – Помимо хронической рассеянности, Милфорд имел скверную привычку во время разговора переходить на староанглийский, даже если тема разговора никак не касалась единственного предмета его интересов. – Пишет, что папа никак не может простить моего ухода в археологию. Считает, что я попусту растрачиваю жизнь и все, чему он меня учил. Словом, ничего нового.
– А что ж тебе еще оставалось? Ты сам должен был выбрать свой путь.
– Попытайся объяснить это моему отцу. Кстати, письмо пришло в самое время. Милфорд приезжает завтра и хочет свидеться со мной.
– Вот повезло! Ты не против, если на сей раз я уклонюсь?
– Так я и предполагал, – рассмеялся Инди. – Я собираюсь встретить его на вокзале, а потом мы отправимся на ленч или что-нибудь в этом роде.
– Подзубри свой староанглийский перед встречей с этим ученым мужем.
Инди не ответил; взгляд его был устремлен ко входу в ресторан, где метрдотель сопровождал к угловому столику двух женщин – Джоанну Кемпбелл и Дейрдру. Взор Инди был прикован к девушке. Даже издали она казалась сияющей. На ней было свободное платье цвета морской волны с большим белым матросским воротником и бантом спереди. Юбка плотно облегала ее бедра и ниспадала книзу свободными складками, достигая середины икр, а по нижнему краю шла белая кайма. Голову Дейрдры покрывала мягкая широкополая шляпка того же цвета с опущенными полями, а медные пряди струились по плечам.
Заметив его взгляд, Шеннон обернулся в ту же сторону.
– Ты ее знаешь?
– Обеих. Это моя начальница и ее дочь. Надо пойти поприветствовать их.
– Жду тебя на улице.
Дейрдра заметила его первой.
– Профессор Джонс? Вот так сюрприз!
Она протянула руку, и их ладони встретились в мимолетном пожатии. Ее окружал какой-то непонятный мистический ореол, нечто скрытое, усиливающее обаяние ее красоты, источник ее силы. Инди пришлось чуть ли не силой заставить себя отвести глаза, когда она легонько пожала ему руку.
Доктор Кемпбелл элегантно протянула вялую ладонь. В ее черных волосах поблескивала серебряная проседь. Тонкими резными чертами лица она походила на дочь. Выглядела Джоанна, как всегда, изысканно, но сегодня вечером еще и чуточку таинственно в своем черном платье, пелерине и красном шелковом шарфе, опускавшемся ниже пояса.
Пока они обменивались ничего не значащими замечаниями о ресторане и окружающих, Инди приходилось сосредотачиваться, чтобы проявлять интерес к словам доктора Кемпбелл. Казалось, его неудержимо влечет к Дейрдре некая магнетическая сила, приковывая к ней и его взор, и его мысли. Он гадал, о чем она думает и что скажет в следующий раз.
– Итак? – спросила доктор Кемпбелл.
– Простите, я что-то прослушал.
Профессор улыбнулась, бросила взгляд на дочь, потом снова на Инди.
– Я спрашивала, как вы находите британскую археологию по сравнению с греческой?
– Полагаю, это чем-то смахивает на разницу в языках. Но если вы бегло владеете обоими, то легко переходите с одного на другой.
– А вы бегло владеете, как вы изволили выразиться, британским диалектом?
Интересно, много ли Дейрдра сказала матери о его лекциях, и упоминала ли о выговоре, полученном за то, что взяла над ним верх во время лекции?
