– Я знаю. В противном случае нас растопчут ваши погрузчики. Мне не страшно, а вот за друзей – боюсь. Меня же ждёт самый удивительный эксперимент из всех возможных, вы сами обещали!
– Вы уверены?
– Абсолютно. Только уведите отсюда мою жену. Ей это видеть не обязательно.
– Команда принята.
С пола, издав еле слышный стрёкот, поднялись десять электронных птиц. В воздухе они образовали стальной крест, двинувшийся на майора Карибского, который ждал, раскинув руки, словно для объятия.
За спиной двух капитанов, Журавлёва и Вяземской, с грохотом сомкнулась пасть противоатомных ворот.
Они стояли, не веря в случившееся, а вокруг маленькой горстки людей смыкался полукруг роботов, которые смотрели на них глазами, горевшими живым разумом. Прошло пять минут, а может быть, и целая вечность.
И был голос машины, громыхнувший с неба:
– Я видела чудо. Вы свободны. Но говорю вам: второй раз войти сюда и выйти отсюда сможет только подлинно новый человек.
Круг роботов согласно расступился.
* * *
– Почему вы не плачете, Татьяна Ивановна?
– Не могу поверить, что Тора больше нет, капитан. Когда поверю – заплачу.
– Я тоже, Татьяна Ивановна, я тоже.
– Как же он мог!.. Вот так, один… Ведь это очень страшно, когда один!
– Мне приходилось видеть смерть в лицо. Когда приходит смерть, все мы одиноки. Всегда.
– Но он не испугался, капитан.
– Не боятся только сумасшедшие. Или абсолютные дураки, Татьяна Ивановна. Майор не был ни тем ни другим. Он был в здравом уме, а значит, не мог не испугаться. Но пошёл до конца.
– Значит, мой муж – герой.
– Герой? Не знаю. Обычно так говорят. Правильно, наверное. Мне кажется, что майор героем не был. Мне он кажется человеком. Обычным нормальным человеком.
– Как вы можете такое говорить, Демьян Сергеевич! Он отдал жизнь ради всех нас!
– Вот именно поэтому и могу. Он поступил как советский человек, настоящий советский человек. Или что там сказала «Сетунь»? Новый человек? Точно так. Мы все должны научиться действовать во благо других, а не для себя.
– Он сознательно пожертвовал собой, капитан. С другой стороны, выбора у него не было – мы бы все погибли, и он тоже.
– Выбор есть всегда, Татьяна Ивановна. Пойти на поводу инстинкта самосохранения и прожить лишние пять минут – это тоже выбор. Но он был человеком и коллективистом, поэтому сделал правильный выбор в пользу большинства.
– Но почему, почему ЭВМ нас отпустила? Это же нелогично! Ведь мы расскажем обо всём в столице, обо всём, до самой последней секунды! Мы – угроза, и смерть Тора ничего не меняет.
– Вам, конечно, виднее насчёт логики. Но поступать нелогично могут только живые существа, а «Сетунь», несомненно, живая, хоть это и новая форма жизни.
– ЭВМ – это машина, капитан. Что бы нам ни казалось, она остаётся набором схем и команд. Просто очень сложным. И в нём произошёл сбой.
– Вы, Татьяна Ивановна, недавно называли майора Карибского машиной. Человеком, в котором функция заменяет душу. Душа у него была. Он это доказал. «Сетунь» нас отпустила, наплевав на логику. Она умеет лгать, она умеет быть нелогичной, она мыслит, она размножается. Разве она не живая?
– Капитан, машина никогда не стала бы жертвовать собой.
– Потому что она не умеет любить? Ну что же, подождём, вдруг машина научится любви.
– Почему вы заговорили о любви?
– Потому что майор любил вас и любил больше жизни. Ведь он погиб не за нас – за вас.
– Теперь я заплачу, капитан.
– Плачьте, Татьяна Ивановна. Это единственное, чему никогда не научится машина.
Колонна бронетехники уходила в Победоград.
За лесом таился неведомый Машинариум, который ждал нового человека.
Совершенно секретно
Приказ
Для Министерства обороны и Министерства государственной безопасности СССР.
Исходящий № 4535
Настоящим приказываю: законсервировать все работы по созданию аналогов ЭВМ «Сетунь-2000»; свернуть любые экспедиции в направлении объекта «Кольцо», который объявляю закрытой территорией; все, без изъятия, обстоятельства, связанные с закрытием объекта, считать совершенно секретными с высшим уровнем допуска; объект «Кольцо» проводить в документации под кодом «Машинариум».
Генеральный секретарь Елганин.
