***
Искандер и сам не понимал, то ли он шел куда-то, то ли возвращался, но остановился в центре какой-то группы. И хотя он точно не мог сказать, что это за люди, но они не были ему совершенно чужими. Искандеру казалось, что он видел их где-то, а с кем-то даже здоровался за руку. После встреч по случаю выхода его новой книги его окружали, просили автограф. Но люди, окружавшие его в этот раз, были из другого теста: в руках не было книг, а на лицах приятных улыбок. На лицах этих людей было холодное равнодушие, способное заморозить весь мир; в глазах – дикий голод; было такое состояние, что ощущал себя не человеком, а овцой, попавшей в когти волка.
Искандер понял, для них он не известный писатель, знаменитая личность, и вообще он для них не человек. Для этих людей, которые действовали с холодным расчетом, словно роботы, он был просто одним из видов пищи. Когда он понял это, холод пробежал по его телу. Но было уже поздно: он никак не мог вырваться из группы, которая встала вокруг него толстой стеной. Неожиданно кто-то, какой- то мужчина наклонился к его ногам, и Искандер, почувствовав резкую боль, закричал. Мужчина откусил его ногу и, не обращая ни на что внимания, продолжал кусать. В это время подоспели и другие. Кто-то кусал за ногу, кто-то за руку, одни схватились за его спину, другие за грудь. Искандер уже не кричал. У него не было сил ни сопротивляться, ни кричать. Мозг его сверлила лишь одна мысль: «Меня едят…
Живьем едят…» Хотя все его тело нестерпимо болело и хотя он видел куски своего мяса в пасти окруживших его людей, Искандер боялся поверить в правдивость того, что происходит. Ему казалось, что такое не может происходить в жизни. Но он видел все очень отчетливо…
Рядом стояла женщина, которая жадно грызла его руку. А поодаль он увидел мужчину с его ногой в руках. Даже туфли снимать не стал, только приспустил штанину и грызет в свое удовольствие… Но неожиданно людоеды все, как один, замерли. Никаких чувств на их лицах не отразилось, но Искандер понял, что они чего-то испугались.
Какое-то время они стояли, как вкопанные, а потом, забыв даже прожевать то, что уже было во рту, резко повернулись назад. У некоторых даже кости выпали из рук. И Искандер повернулся в ту же сторону. Он увидел только ноги какого-то очень большого существа и поднял взгляд наверх. Людоедов напугала огромных размеров старуха.
Неожиданно она наклонилась и своими большими руками подняла за раз около пятнадцати людоедов. Искандер растерялся. Только тогда, когда чья-то голень шлепнулась на землю, он поднял голову и посмотрел. Старуха набрала полный рот чего-то и жевала…
Искандер проснулся в холодном поту и долго лежал, не веря тому, что это был просто кошмарный сон. И только до конца поверив, что лежит на своей кровати, в своей комнате, вздохнул облегченно.
Ему показалось, что он услышал голос Ляйли: «Тебя съедят люди. А людей съест старуха. Всех съест. Большая старуха». Два года тому назад, когда уезжали с того острова, Ляйля сказала ему именно так.
Возможно, эти слова и стали причиной его кошмаров.
Когда он вспомнил Ляйлю и остров, сердце его пронзила острая боль.
Тогда они не смогли никого найти. Через полчаса после смерти Фатимы, почувствовав в себе странные изменения, Ляйля поторопила:
– Способности Фатимы апы предвидеть, вроде, передались мне, – сказала она. – Кажется, я вижу ее детей. Они пока живы. Их можно спасти. Если мы увезем их подальше с острова, они останутся живыми.
Искандер поверил ее словам и, поставив на ноги все свои связи, достал вертолет. Они опоздали ненадолго… Но лишь Ляйля была без настроения. Она ничего не сказала. Какое-то время шла молча, а потом произнесла:
– Халиль… Что Халиль? Что с ним произошло?
Ляйля не ответила, только покачала плечами. Через некоторое время она опять заговорила: «Хамит…» И как бы, не веря своим глазам, спросила: «Хамит?!» Больше она ничего не сказала. Замолчала, углубившись в свои думы.
– Добрались до острова, – сказал пилот.
