Какое счастье, что Бажовой надо скрывать причины аварии! Иначе дело могло бы далеко зайти!
Вика начала плакать… Потом пробормотала, словно вслед за Комовым:
– Я не хочу в тюрьму…
Я взяла ее за руку. Самое время было сказать ей: видишь, и Зюзе было страшно идти в тюрьму! Но милосерднее было промолчать.
12 июня, ранний вечер
По дороге домой я заехала в «Джаз» рассказать о том, что узнала. Ник был на месте. На столе лежали стодолларовые купюры. Как можно было догадаться – сто стодолларовых купюр. Ник подтвердил мою догадку:
– Собрал… – Он говорил так, будто меня не было рядом, обращаясь только к себе. – Все понять не могу – почему десять тысяч долларов? Сумма небольшая, из-за этих денег нет смысла совершать такое серьезное преступление. Если человек знает меня, то должен больше просить… Я думаю об этом последние несколько часов.
Ник пожал плечами и стал складывать купюры в стопку, а я начала рассказ о Вике и Комове. О том, как встретила, как узнала Комова, как предположила, что именно он похитил Митьку. И о том, что теперь совершенно убеждена, что Комов на преступление не пойдет.
Слушая меня и методично складывая деньги, Сухарев кивал. На меня не смотрел. Поднял глаза на полминуты, только услышав, что я записала Комова в похитители, но, поняв, что я ошиблась, снова погрузился в свои мысли. Мое повествование про Вику и пощечину, которую она залепила Арнаутовой, в результате чего они обе попали в аварию, он, кажется, вообще пропустил мимо ушей.
Закончив рассказ, я без паузы спросила:
– Как ты будешь деньги отдавать?
– В записке было сказано, что они сообщат сегодня. Кстати, звонил Безответов, сказал, что за нашим домом установлено наблюдение. Имей в виду.
– Ну, хоть что-то делают, – сказала я вяло.
– Есть хочешь? – спросил Ник, не заметивший, что я скисла. Деньги он сложил в специальный толстый конверт собственного производства, но на меня все так же не смотрел.
– А ты?
– Хочу. Пойдем в зал, попросим чего-нибудь…
Он даже шутил…
За едой, которая была великолепна, но не вдохновляла, Ник кое-что припомнил:
– Я утром опять у Пряника был, поговорили… Его снова следователь вызывал, наш друг Безответов. Версия самоубийства отпадает на все сто. Следователь сказал, что, по данным криминалистов, Ермолов не стрелял из моего револьвера в тот вечер. Будут по второму кругу копать. Снова «смит-и-вессоном» интересовались. Как же я себя хвалю, что никому его не демонстрировал! А ведь собирался друзей на природу повезти, потом так элегантненько достать револьвер и – получить аплодисменты! М-да…
– Да, повезло, – согласилась я, пережевывая обжаренный в сухарях сыр. – А вообще мне кажется, что в том деле смог бы разобраться только тот, кто все обстоятельства и всех людей хорошо знает. Ну, кто-то из нас.
– Да ну. – Ник небрежно махнул стаканом с коньяком. – На то они и профи, чтобы разобраться. Найдут они убийцу, не переживай об этом.
– Не переживай? – изумилась я. – Ник, а как же дело Комова?
– Что – дело Комова?
– Эти самые профи не обратили внимания на то, что на руках Комова не было следов пороха. А нет следов пороха – значит, человек не стрелял. Если ты видел хоть один толковый детектив по телевизору, то знаешь, что порох на руках так оседает, что смыть его трудно. А Комову и мыться негде было. Его возле горящего дома взяли.
– Да это было десять лет назад! – Я могла бы догадаться, что на эту тему Сухарев думал-передумал уже множество раз за множество лет. – Конец девяностых! Вспомни: разгул криминалитета и все такое прочее. А если ты хоть раз в день телевизор включаешь, то видела какую-нибудь передачу о девяностых. Тогда на каждом углу что-нибудь случалось, а милиция не справлялась. У нас же преступник сам на месте преступления оказался, сам сознался. Кого еще искать? Закрыли дело и передали в суд!
– Может, ты прав, – вынужденно согласилась я. И тут сказала то, чего от себя не ожидала, то, что никак не подтверждало моей уверенности в виновности Жанны: – А ты не заметил, что обе картинки похожи?
Брови Ника поползли вверх.
– Господи, какие еще картинки?
– Картинки места преступления. Голые мужчина и женщина на разобранной постели, вещи по комнате разбросаны. И убиты они из огнестрельного оружия.
