— Шеба? — У Мари пересохли губы, хотя с чего бы вдруг.
— Шеба, да. Полигон. Потом, когда там начались игры с юрисдикцией, нам предложили выбирать: перейти ли на коммерческую схему или остаться верным доктрине. Предлагали очень хорошие деньги.
— И?…
— Нашелся третий путь. К тому времени я уже наигралась с собственным генетическим материалом: мол, что-то можно сделать со склонностью к полноте, и волосы тоже хотелось бы попрямее. Я прекрасно понимала, как придется работать на Шебе: исполнять либо частные заказы, либо выставочные образцы, чья задача — поразить воображение и выбить грант. В то же время я уже далеко зашла за проведенную Пантократором черту и не хотела возвращаться назад, чтобы топтаться там на месте. Уж настолько-то я себя уважаю.
— Вы эмигрировали?
— Я попросту сбежала, бросив на Шебе кучу своих образцов. Выехала, так сказать, контрабандой, предпочтя проектировать биосферу планет.
— Шеба плохо кончила, вы знаете?
Игнасия Монти сделала отстраняющий жест:
— Это меня не касается. Обладание чужими тайнами не сделает меня счастливее, а я в том возрасте, когда стараешься избегать проблем.
Проблем у лаборатории белка и без того было предостаточно. Атанас Флорес, занимавшийся клонированием будущей фауны Авалона, пошел на поводу у шестилетнего сына, и теперь Игнасия Монти не представляла, под каким соусом подать Ставросу единорога. Растерянное сказочное существо размером с пони беспрерывно стучало копытцами в отведенном ему вольере в научном блоке, жевало траву, фрукты и местные зеленые яблоки.
Чего уж там, скрестить помидор с салакой — обычная шутка генетиков, сколько их было на памяти ученой дамы — уже и сосчитать трудно. Что-то подобное обязательно вытворяется ради розыгрыша или к юбилею, в рамках капустника. Скрестить и доказать полезность в народном хозяйстве, запатентовать и пустить в промышленное производство. У любого биоинженера в запасе сто анекдотов про то «как однажды я плохо вымыл пробирку». Более того, для каждой планеты в обязательном порядке проектируется «уникальная местная форма жизни», и единорог в принципе вполне укладывался в концепцию. Спросят, а у нас есть. Однако тут само имя новой планеты — сплошной фактор провокации. Биоинженер отделался устным выговором на закрытом заседании своей лаборатории, однако нехороший блеск его глаз заставлял ученую даму подозревать, что единорогами дело не ограничится. Эпос, между тем, полон мантикор и василисков. Дети растут, им хочется Драконов! А у детей генетиков уйма способов нажать на папу с мамой — включая Новый год и день рождения.
Давешний ураган оказался с начинкой: откуда-то привлек хлораквакомплекс, а уж тот проделал дырку в любовно созданном озоновом слое Авалона. Вся популяция планктона погибла: была убита ультрафиолетовым излучением и качалась на волнах мертвой серой слизью. И это когда в море выпущена рыба, а в траву — кролики! Проблема даже не в том, чтобы вырастить рачков заново. Это замкнутая система с рассчитанным временем воздействий. Жизненные циклы бактерий завязаны с общим объемом произведенной и переработанной биомассы. Аграрный цикл — с природным сезоном. Мы не просто так заселяем еще одну планету, мы включаем ее в народное хозяйство и хотим получить отдачу по вложенным средствам. Результат своего труда тоже хочется видеть. Спросите Эдеру она расскажет, как это важно в психологическом смысле. Гибель планктона — это не просто досадная случайность, это задержка процесса против расчетного времени. Откат по нему волей-неволей тормозит остальные процессы. Это дело метеорологов — определить, откуда натянуло проклятый комплекс и как предупредить его в будущем. А от биологов требуется только одно: начать все сначала, столько раз, сколько потребуется, чтобы обуздать эту планету.
И еще любить ее всей душой, как будто она одна во Вселенной.
* * *
Какой черт толкнул меня в ребро? Что за нужда была выглядеть свиньей в глазах собственного сына?
Зачем я ее поцеловал?
Это был обычный ночной полет над всеми теми же местами, где Рубен Р. Эстергази немного раньше, днем, разбрасывал с воздуха сперва квазигрунт, потом — биобомбы, а после — широким веером сеял траву. Ребята, с которыми довелось здесь делить офицерский кубрик, посмеивались над истерией «сельских» — засеять травой каждый ровный участок земли. А неровный, добавлял другой, выровнять и засеять.
