Вот только если у них с какого-то глузду вдруг «большое и светлое», наш развод им не поможет. Клон не может вступить в брак — таковы правила, установленные человечеством для конструктов. По той же причине клон должен быть стерилен.
Но не этот клон! Клон Брюса Эстергази, с какой стороны ни глянь, сплошное преступление. Люссак заказывал «куклу», чтобы она была ему послушна, и… сейчас мы, вероятно, уже достаточно взрослые, чтобы сообразить на этот счет… чтобы Мари могла выйти за «это» замуж. И чтобы непременно был ребенок — символ нерушимости отношений и перспективы. Будущего. Чтобы удержать власть.
Ему будто кол в грудь вогнали. И ведь не то чтобы Брюс был в Мари влюблен… В конце концов отец мне намного дороже Мари Люссак. О рамках, в которых будем держаться, мы договаривались сразу, на берегу, и если решили, что этого не будет, значит — не будет. Но было бы… ну, не знаю… скажем, честно… если бы не было ни с кем, иначе это просто бесстыдство какое-то! Каков бы ни был их план и кто бы ни были эти они, все развивалось по их плану. Сгодился бы и его ребенок, но клон… Они думают, будто это, как всякий клон — дитя, невинное перед лицом мерзостей мира! Они понятия не имеют, что в нем взрослый, умеренно циничный мужчина, способный вмешаться в интригу и обернуть ее к своей выгоде и удовольствию. Этих длинноногих барышень с нежной улыбкой у него было — тьфу! Они думают, будто им можно управлять!
А если и вправду можно?
Свойства мозга проектировали ему они. Что, если есть вещи, которым он не может противиться и любовь (читай — Мари!) одна из них? Что, если это столь же непреодолимо, как любовный напиток из сказки, которая была старой, когда и звезды-то были молоды?
Тогда с этим ничего не поделаешь. Переживу, учитывая, что никто тут ничей и никогда ничьим не был. Вот только Назгула Люссакам отдавать нельзя ни при каких обстоятельствах, даже если они и знать не знают, что угодило в их загребущие ручонки. Это… это больше любви, это на уровне… ну, скажем, совести.
Пап, а совесть у тебя есть? И еще… когда па занял тело клона, «мясо», куда делся клон? Влился в основную личность или существует в фоновом режиме: молчит, слушает, развивается? Кто хозяин в теле, когда отец спит? А когда он спит не один? Клон — это ведь почти я, но «воспитанный» Рубеном так, как никогда не был воспитан я, его правильный сын. Каковы его соображения насчет этого тела? С кем я разговаривал, когда Рубен был «Нырком»?
Сколько нас было там, в «Нырке»? По головам — четыре, но… по сравнению с этим мотивом прочие все — высосаны из пальца!
А папа знает?!
В просторной и пустой казарме его ждал сюрприз.
Койка его оказалась занята: на нее Андерс и Абигайль сложили сокровища и сейчас азартно подсчитывали прибыль. Больше тут никого не было. Дано же некоторым говорить на одном языке!
— Мы думали, — прохладно намекнула Аби, — сегодня ты ночуешь дома.
— Ошиблись! — буркнул Брюс, сваливая вещички на пол. — Ой, ну ни фига ж себе вы расторговались!
Продуктовый склад на его койке походил на кошмар Сульпиции, голодающей «за красоту». В основном там было пиво и шоколад, две вакуумные упаковки пряного мяса (не кубики!), большой пакет фруктово-ореховой кондитерской смеси, восемь банок грушевого джема и две темные пузатые бутылки с черными наклейками, подписанными серебром. Да-да, это он. Коньяк из пайка офицера-контрактника. Кладовка сегодня явно пользовалась спросом не только у своего брата — курсанта-бойца ССО. А эти-то с кем? Есть у нас одинокие колонистки, или — соблазняют честных жен? Отчаянно моргая, Брюс изгнал из воображения недостойные картинки.
— Коньяк, — сказала Абигайль, сердобольная, как акула, — будешь?
* * *
— Мари, взгляните, какая интересная вещица!
Ну что там у нее опять? Тяжко вздохнув, Мари без зазрения совести позволила себе закончить сиюминутное дело: она как раз разбирала лабораторную центрифугу и складывала пробирки в стерилизатор. Привыкнув к ученой даме, она уже позволяла себе подобные вещи. В конце концов, кто кому тут больше нужен?
У Мари Люссак случилась ужасная ночь. Один взялся дверью на нее хлопать, а второй решил, что ее нельзя оставить одну, и ни один шаг от нее не зависел.
