Затем информационный удар был скорректирован и соскользнул в жанр «чернухи», — возможно, для воздействия уже не на российское, а на украинское общество. Это снизило эффективность, — сохранив, тем не менее, серьезное патриотическое звучание.
Сегодня российское общество стоит перед необходимостью обретения новой самоидентификации, что, как показывает история, отнюдь не является принципиально неразрешимой задачи.
Так, самоидентификация американского общества была подорвана не только гражданской войной 1861–1865 годов, но и совсем недавно — в конце 60-х (когда обращенный к Никсону лозунг «Объедините нас!» был не только предвыборным преувеличением).
Восстановление самоидентификации российского общества, «обретение субъектности», нужда в которой остро ощущается, может идти только на базе идеи «конструктивного реванша» в глобальной конкуренции и путем глубокой реидеологизации общества.
Идеология одна способна соединить социальные и национальные группы в единый организм, сплоченно участвующий в мировой битве за рынки и ресурсы, а в конечном счете — за перспективу. Она же — единственный генератор энтузиазма, удесятеряющего как физические и административные, так и интеллектуальные силы общества.
Именно поэтому для общества критическое значение имеет наличие общей идеи. Это цемент, наиболее эффективно объединяющий населяющих территорию данной страны людей в единое целое.
Идеология решительно отличается от религии и национализма открытостью, готовностью использовать максимальное число потенциальных союзников, умением не отталкивать в объятия конкурентов по формальным признакам никого из них. Возникнув первоначально в социальном качестве, как орудие классового самосознания и классовой борьбы, идеология расширилась до понятия «образа жизни», в целом реализованного в США и не до конца — в советском обществе.
«Образ жизни» как идеология позволяет отторгать лишь тех членов общества, кто действительно несовместим с его целями и ценностями. Обеспечивая наибольшую целостность, идеология позволяет наиболее полно использовать человеческие ресурсы общества.
Одна из фундаментальных причин успешности США — именно их исключительная идеологизированность. Еще в 1837 году начинающий политик А. Линкольн впервые выдвинул тезис о необходимости «политической религии», почитающей Конституцию и законы США как религиозную догму. После гражданской войны, американское общество выработало такую «гражданскую религию», вводящую религиозную жесткость и нормативность в сферу ключевых для выживания общества вопросов его внутренней жизни. Объединяя людей разных вероисповеданий на основе их верности интересам общества, «гражданская религия» стала прототипом современных идеологий.
Попытка восстановления целостности общества, предпринимаемая российским государством, пока контрпродуктивна. После краха коммунистической идеологии и попыток заменить ее неприемлемой для общества идеологией торжествующих спекулянтов, самосознание упало на первичный, национальный уровень. Так как для многонациональной страны это смертельно опасно, государство (если забыть об анекдотических попытках ельцинского периода[238]) инстинктивно попыталось обеспечить общественное единство на более высоком, чем национальный, уровне — на уровне религии.
Да, Россия не только сохранилась в период феодальной раздробленности и татаро-монгольского ига, но и развивалась до создания Петром современной бюрократии именно на религиозной, православной основе. Но путь, который был передовым 600 лет назад, сегодня закрыт: Россия соединяет представителей всех великих религий мира и атеистов. Деление на более чем сотню национальностей менее опасно, чем на несколько конфессий, из-за:
• размытости национального чувства (особенно у русских), сглаженного сохранением основ наднационального советского народа;
• количественного и особенно культурного доминирования русских, хотя и подрываемого рядом этнических экспансий;
• того, что разделение на многие небольшие группы, сдерживающие и уравновешивающие друг друга, меньше грозит целостности, чем разделение на несколько крупных групп.
