– Заключенные будут переведены на шаттл за час до прибытия. Держите экипаж наготове. – Бори повернулся и вышел, не дожидаясь ответа.
Капитан трясущейся рукой взял листок. Он чувствовал, что в словах Моррийона есть какой-то подспудный смысл, но слишком устал и взвинтился, чтобы его отыскивать. Он просмотрел список, но выделил только одно имя.
Каннифер. Этот родную мать за кружку кафа продаст. Быстрорук никогда не доверял ему ответственных постов, хотя тот был хорошим пилотом – он органически не мог не жульничать. Интересно, что умудрится Каннифер выжать из этого задания. Попытается, поди, заснять, как гееннцы расправляются с Панархом.
Ну что ж, делать нечего. Он, капитан, больше не хозяин на своем корабле. Он смял листок и посмотрел на пульт. Теперь все зависит от Тат.
* * *
Над люком в ангар шаттлов горел желтый огонь, и Геласаар, войдя туда, воспрял духом. Это было не просто облегчение от возврата к нормальной гравитации после перехода через должарскую часть корабля, а ожидание чего-то светлого, радостного. Чем бы ни закончились последующие несколько часов, тягостному бездействию пришел конец. Бывшие правители Тысячи Солнц снова, пусть даже в последний раз, станут хозяевами своей судьбы.
Пока их вели к шаттлу, он посмотрел на других и увидел, что они испытывают нечто сходное. Даже Падраик Карр, которого кашель мучил теперь постоянно, держался бодро. Поймав взгляд Геласаара, он дернул краем рта.
Анарис стоял у трапа в шаттл со своим секретарем-бори. Тарканцы поставили узников перед сыном Эсабиана, и Геласаар прервал свои размышления.
По знаку Анариса двое охранников повели остальных вверх по трапу, оставив только Панарха.
– Палиах моего отца завершается, Геласаар хай-Аркад, – сказал Анарис. – Уроки окончены.
– Обучение завершается только вместе с жизнью, – ответил Панарх. – Обратное тоже верно: когда человек перестает учиться, значит, его смерть близка. – Он посмотрел Анарису в глаза. – Я своего обучения не завершил.
Тень улыбки тронула уголки губ Анариса.
– Я тоже.
Он протянул руку – на его ладони лежали два кольца. При виде их сердце Геласаара затопила амальгама эмоций, не испытанная им прежде. Одно кольцо, простой золотой ободок, было обручальным; второе. Перстень Феникса, мог носить только царствующий Аркад. Геласаар медленно взял их с ладони Анариса.
Надев их на привычное место, он посмотрел на должарианца. Никто другой не уловил бы, но Геласаар не мог ошибиться: это был слабый проблеск сожаления.
Самого недолжарианского из всех чувств.
Геласаар улыбнулся, поклонился, как равный равному, и пошел вверх по трапу.
Палиах Эсабиана завершился, но победил не Эсабиан.
* * *
ГЕЕННА
Разведчик трясущимися руками поднес кружку ко рту. Царапина, оставленная стрелой у него на лбу, казалась черной при свете факелов. Когда он выпил, его взгляд оживился: успокаивающее вино оказало свое действие. Лондри и остальные в молчании выслушали его доклад, нарушаемый только треском костра и скорбным завыванием зубастого нетопыря неподалеку.
– Как, по-твоему, когда, подойдут тазурои? – спросила наконец Лондри.
Он вытер губы.
– Те, на кого я наткнулся, – только передовой отряд. Если они следуют своей обычной тактике, главная орда будет здесь часов через тридцать, а то и раньше.
– Спасибо, Ланнехт Нолсон. Ты хорошо сделал свое дело. Скажи квартирмейстеру, чтобы накормил тебя и дал ночлег.
Разведчик отдал честь и ушел – гордость придавала легкость его усталым ногам.
Железная Королева обвела взглядом тех, кто сидел с ней у огня, и остановилась на Тлалоке Ут-Ацтлане.
– Если у тебя есть какие-то идеи, господин Ацтлан, теперь самое время.
– Все, что я мог бы предложить, уже сделано, королева. – Ацтлан расчесал пальцами косматую черную бороду. – Мы удерживаем всю возвышенность, за исключением замка Комори, артиллерия хорошо размещена, и заслон наших объединенных сил не допускает проникновения с флангов.
– Будем надеяться на чудо, – сказал Гат-Бору. – К примеру, на то, что стены Комори рухнут.
От внимания Лондри не ушел неприязненный взгляд, которым обменялся Тлалок с ее генералом. Гат-Бору категорически возражал против нынешнего развертывания сил: он признавал выгодность занятой позиции, но испытывал беспокойство от мысли, что Комори могут ударить на них во время боя с тазуроями.
