– Что вам известно о Геенне, Ваше Высочество?
– Ничего, – с готовностью ответил Брендон.
– Значит, мы с вами были в одинаковом положении. – И она подала ему конверт. – Это пакет от адмирала Найберга.
Она проследила, как удивление на его лице сменилось сначала узнаванием, потом весельем и наконец пониманием.
«Он знает, что тайна теперь раскрыта, будь то к добру или к худу. Мне нет нужды говорить об этом, рискуя его обидеть. Как мог Панарх допустить подобную ситуацию? Что было причиной – его занятость, отдаление от сыновей после потери жены или неосознанное желание сохранить прошлое, относясь к Брендону как к мальчику?»
Нг мысленно одернула себя. Как ни заманчиво размышлять над мотивами поступков титулованных особ, сейчас не время и не место этим заниматься. Необычайная проницательность Брендона делает такое занятие опасным.
Она произнесла заранее подготовленную фразу:
– Не может ли Ваше Высочество предполагать, чего нам следует ожидать?
Это был очень тонкий подход к деликатному вопросу, что предпочтет его отец: погубить рифтеров с наследником Эсабиана, а заодно себя и своих советников, или выбрать жизнь – а если так, то почему?
Эренарх ответил так быстро, что она поняла: он думал об этом не меньше, чем она.
– Если они найдут возможность сохранить жизнь, не губя при этом невинных, они будут жить. Самоубийство, возможно, более простой выход, но в нем мало чести: они ведь знают, как нужны нам.
– Так вы не думаете, что он поставит свою жизнь против жизни наследника Эсабиана, Ваше Высочество?
Брендон слегка улыбнулся.
– То есть следует ли считать, что Анарис опасности не представляет? На это не так просто ответить – скажу только, что недооценивать его было бы ошибкой. Но вы должны знать... – Он помедлил и сказал: – Для моего отца Анарис не просто враг.
Нг ждала, надеясь, что ее озадаченный вид побудит его объясниться.
Сначала ей показалось, что никакого объяснения не последует: Эренарх встал и принялся шагать по комнате с кофейной чашкой в руке. Постояв у голограммы, изображающей перемещение эсабиановского флота, он повернулся и сказал:
– Не знаю, смогу ли я объяснить это вам, потому что и сам не до конца понимаю.
– Все, что может прояснить ситуацию, окажет нам большую помощь, Ваше Высочество. – Она постаралась произнести эту общую фразу так ободряюще, как только могла, и он усмехнулся в ответ.
– Мои личные впечатления от Анариса сводятся к игре в кошки-мышки: он все свое время посвящал попыткам убить меня по причинам, мне неясным, а я в отместку старался выставить его на посмешище. Это продолжалось, кажется, года три, и поскольку конца этому не предвиделось, нас с Галеном услали на Шарванн – якобы для того, чтобы Гален мог учиться в университете.
Нг не знала, чему дивиться больше: тому ли, что Панарх позволил этому так затянуться, или тому, что он услал прочь родного сына, а заложника оставил при себе. Хотя, впрочем, именно такое мышление и характерно для Дулу. Первое – это следствие воспитания, второе – вопрос чести.
– ...так что я никогда, собственно, не видел их вместе, но мне кажется, что отец в каком-то смысле был наставником Анариса.
– И тот перешел в стан врага?
– Ну нет. – Брендон смотрел куда-то в пространство. – Эсабиан зарезал бы его, как только тот сошел с обратного корабля, если бы заподозрил нечто подобное. Они всегда оставались врагами, но мне думается, что отец, открывая Анарису нашу историю и философию, надеялся, что тот – несмотря на знание нашей слабости, которую мог использовать против нас, – увезет с собой память о нашей силе. – Брендон взглянул на Нг. – Отец никогда не рассказывал мне об этом – мы виделись недостаточно часто, чтобы беседовать о чем-то серьезном. Но Гален выяснил, как было дело. – Улыбка Эренарха сделалась жесткой. – Семион категорически возражал. Это было единственное крупное несогласие между ним и отцом, которое не разрешилось в его пользу. Главным образом поэтому он и удалился в свою Нарбоннскую цитадель.
«А я и не знала, какую заметную роль играл в их жизни наследник Эсабиана».
Нг ощутила недоброе предчувствие, но отогнала его и спросила:
