Теория игр. Возможно, это по его части. Черт побери, рано, однако математики начинают. Зал рассчитан человек на сто. А занято всего два десятка мест, и все в первых рядах. Люди на вид вполне вменяемые. Ну разве что чересчур бодрые для восьми часов утра.
Зайдя в зал, он присматривает местечко сзади, на тот случай, если его одолеет скука или дремота. Ему немного не по себе: а вдруг в нем распознают чужака, начнут указывать пальцем, кричать, а то и выставят с позором — лучше держаться поближе к выходу. Он сидит на втором от прохода месте, чтобы, с одной стороны, не показывать свою готовность свалить в любую минуту, а с другой — чтобы оставить себе свободу маневра, если попросят подвинуться.
В полупустом зале плывет запах кофе, приносимого в картонных стаканчиках. Девушка — нет, женщина… Нет, все-таки девушка — то есть особа женского пола со светлыми игольчатыми волосами, одетая в черный костюм мужского покроя, но без галстука, усаживается на крайнее место двумя рядами ниже. Он в замешательстве. Не больно-то она похожа на математичку. Да и этот черно-белый стиль сбивает с толку. Ее можно было бы принять за официантку, только среди здешней обслуги не наблюдается европейских лиц. Нет, на официантку не похожа. Но если приглядеться, туфли-то удобные, устойчивые, какие носят те, кто весь день на ногах. Лицо круглое — похоже, славянское, взгляд чуточку сонный. Будто подслушав его мысли, она замедленными движениями, наводящими на мысль о слабости здоровья или о тяжелом похмелье, достает из кармана темные очки и нацепляет их на переносицу.
Лицо у нее поразительное. Отчего-то ему даже нравится, как она сидит. Ну и ну, запал на посадку, говорит он себе. Одна ее рука лежит на спинке соседнего стула — тянется прямо к нему, но это, видимо, случайность, потому что ее место с краю: по другую сторону просто-напросто нет стула. Она слегка барабанит пальцами по перекладине. Расслабилась, закинув правую ступню на левое колено, — женщины обычно так не сидят. А вдруг это мужик? Правда, грудь обрисована четко, кадыка не видно… Не то чтобы в наши дни это было явным половым признаком, но все же… Нет, трудно поверить, что это не женщина. Конечно, не его тип — слишком худая, подержаться не за что, угловатая, светловолосая, — но интересная, это точно.
Она вынимает громоздкий мобильник. Похож на карманный компьютер; а может, у нее один из этих шикарных новых «Блэкберри» — издалека не разберешь. Сдвигает очки наверх, на игольчатые светлые волосы, быстро проверяет сообщения, нажимает еще несколько кнопок, возвращает телефон во внутренний карман пиджака и опускает очки на переносицу. Он раздумывает, как бы завязать разговор. В голове проносится мимолетная фантазия: она заснет во время доклада по теории игр, а он, будто ненароком, заденет ее стул — тут-то она проснется и, как в одном английском комедийном сериале, влюбится в первого, кто попадется ей на глаза, или же она поймет, что он специально ее разбудил, и в благодарность предложит выпить по чашке кофе. Раскатал губу.
Нет, они никогда не разговорятся, никогда не познакомятся — может, она даже по-английски ни бум-бум, а он, не считая французского, другими языками не владеет; просидят битый час в метре с небольшим друг от друга — и все. Разбегутся в разные стороны, так и не узнав, что могли бы стать друзьями, любовниками, партнерами по бизнесу, а могли бы просто устроить одноразовую оргию, удачную или не очень (он все еще думает о Париже, о Кальпане и со странной уверенностью сознает, что это останется его самым возвышенным свиданием на одну ночь). Мимо проходят сотни и тысячи людей, с которыми тебе не суждено познакомиться, и ты никогда не узнаешь, что могло бы между вами произойти. Возможно, ты был в секунде, в метре, в одном слове от любви всей твоей жизни, но знать этого никому не дано.
Ладно, проехали. Это в порядке вещей, и хватит париться. Нечего забивать себе голову. Вот он, например, уже встретил любовь всей своей жизни, а что толку?
Высокий, нескладный парень, похожий на лесоруба, выходит на небольшую сцену в конце зала и поднимается на кафедру. Снимает часы, кладет их перед собой, перебирает бумаги, окидывает взглядом аудиторию и сразу начинает читать доклад — безо всякой преамбулы, ограничившись лишь кратким «доброе утро». Между прочим, это первая и последняя связная фраза, смысл которой понятен Олбану. С минуту он изо всех сил напрягает мозги, улавливает примерно одно слово из пятнадцати и вскоре сдается. Теперь надо выбрать момент, чтобы незаметно отвалить, но его неудержимо клонит в сон.
