Вплоть до нынешнего уик-энда семейство Буша было для Ларри символом алчности, вероломства и протекционизма; теперь ему, однако, стало казаться, что Уопулды будут еще похлеще.
— Я не ослышался? — тихо спросил он у Фромлакса.
— Нет, сэр. Двести миллионов.
— Боже милостивый!
— Тише, сэр, пожалуйста.
— А? Ах да. Прошу прощения.
Двести было пределом установленных для него полномочий в зависимости от соотношения денег и акций. Фигуинг знал, что в самом крайнем случае совет директоров готов дойти и до двухсот пятидесяти, хотя он лично считал это безумием: при такой цене бизнес превращается в глупое позерство. Ну да ладно, это не играет роли. Двести? Он на это не согласится, нет, без борьбы он не уступит. Ему не хотелось возвращаться в Штаты с таким результатом — исчерпать все ресурсы, чтобы только не сорвать сделку. Это произведет неблагоприятное впечатление, будет свидетельством его мягкотелости, а то и неискушенности и не улучшит его положения в фирме и в совете директоров. Да, он успешно провел переговоры о приобретении «Уопулд груп» и выкупил право собственности на «Империю!», так что поездка все-таки прошла не без пользы, но если вернуться «со сдачей» в кармане, это будет большим плюсом. По крайней мере, надо задать жару этим рвачам.
Как назло, предложение было принято единодушным поднятием рук. Фигуинг был так раздосадован, что лишь после напоминания Фромлакса вспомнил о собственном праве голоса. Черт знает что! Он представлял намного превосходящую все другие, самую крупную долю акций. Они суммировали акции каждого из голосующих, но поскольку ни один человек не владел большим количеством, чем шесть процентов целого, это не играло роли. Резолюция была принята прежде, чем ему дали выступить, — до чего же изворотливы эти британские ублюдки.
Ему дали возможность сказать несколько слов, хотя после такого ультимативного голосования этому была грош цена. Он заранее подготовил большую речь, но теперь мало толку было произносить ее целиком. Он опустил ту часть, в которой собирался польстить им и их жалкой, ничтожной конторе, а просто рассказал, как грандиозен «Спрейнт» и как привлекательно предложение на сумму в сто двадцать миллионов, добавив, что глубоко разочарован нереалистичным требованием партнеров по переговорам, но тем не менее проинформирует о нем совет директоров «Спрейнта» сегодня же вечером. Несмотря на выходные, все члены совета директоров находятся на связи и ждут известий о ходе миссии. Остается надеяться, что встречные предложения будут восприняты с пониманием, а не отвергнуты категорически. Он поблагодарил присутствующих за внимание и был вознагражден удивительно теплыми аплодисментами.
Двести миллионов баксов. Пятая часть миллиарда. Жадные ублюдки.
— Ну, Олбан, ты наконец высказался, — сказала ему Уин после ужина.
На этот раз он не вел обработку, а просто разговаривал с разными группами собравшихся в гостиной людей, переходя от одной небольшой компании к другой и выслушивая как сдержанные похвалы, так и резкую критику его выступления на закрытом заседании. Он остановился возле камина, где, по обыкновению, сидела Уин, но пока не знал, что его ждет.
— Да, — согласился он, — высказался, это верно.
— Что собирался, то и сказал? — спросила Уин.
Она сидела со стаканом виски в руках в окружении Кеннарда, Ренэ, Гайдна, Линды, Перси, Кэтлин и Лэнса.
— В основном да.
— Не скрою, политическая часть была, на мой взгляд, совершенно лишней, — сказала она.
— Ничего удивительного. Обычно самая важная часть сообщения вызывает у людей неловкость или кажется неуместной.
— Ладно, ты хоть освободился от этого груза.
— Это точно. Гора с плеч, — согласился он.
— Значит, ты у нас идешь против течения, так я понимаю, Олбан? — вклинился дядя Перси, муж тети Линды, рослый, лысеющий, круглолицый человек, получивший пост менеджера бренда.
Он носил очки с необычайно толстыми стеклами, отчего казалось, будто у него постоянно выпучены глаза. Говорил он хрипло, с легким придыханием.
— Пожалуй.
У Олбана не осталось сил спорить. Он был измочален. Перед выступлением он нервничал больше, чем готов был признать, да и происшествие на рыбалке, как ни странно, совершенно выбило его из колеи. Ему хотелось одного — поскорее лечь спать.
