Император Диоклетиан и конец античного мира - страница 17
Во всех мероприятиях Диоклетиана четко прослеживается постоянное стремление подчеркнуть божественный характер императорской власти, божественность самой особы владыки империи. Действительно, "выставка величия была первым принципом новой системы, введенной Диоклетианом"[125].
Единодушно отмечают римские историки[126] столь нарочитую пышность императорского двора, мало похожего на окружение былых "августов", но зато сильно напоминающего собою дворцовую обстановку великих империй Востока — в первую очередь дворцовый быт "Новой Персидской монархии".
Император не желает ни в чем уподобляться простому смертному. Он "Dominus et Deus" — "господин и бог" всего населения Римской империи. Даже внешний облик владыки Рима не должен походить на внешность его подданных. Повелитель "вечного города" носит особые золототканные одежды, обувь, изукрашенную драгоценными камнями, он появляется перед народом только в особо торжественных случаях, и это появление выглядит подобно священнодействию. Подданные должны видеть непреодолимую грань между императором и любым другим человеком. Только так, по мнению Диоклетиана, их можно заставить осознать незыблемости императорской власти, воплощенную отныне в величии повелителя империи, которому все обязаны поклоняться как земному божеству.
Диоклетиан не похож на предшествующих монархов. Это видели его современники.
"Диоклетиан… первый дал Римской империи видимость, скорее согласную с обычаями царей, чем с римской свободой, Ом приказал поклоняться себе, тогда как до него всех императоров просто приветствовали, Он же облачился в одежды и обувь, украшенные драгоценными камнями, тогда как прежде знаком императорской власти была культурная хламида, а остальное как у прочих"[127].
Сходным образом повествует о Диоклетиане и другой римский историк:
"Он первый стал надевать одежды, сотканные из золота, и пожелал даже для своих ног употреблять шелк, пурпур и драгоценные камни. Все это, хоть и было более пышно, чем гражданская одежда и служило признаком высокомерия и чванства, однако сравнительно с другим было незначительно. Ведь он первый из всех, если не считать Аврелиана, позволил открыто называть себя господином, поклоняться себе и обращаться к себе как к богу"[128].
Аврелий Виктор верно подмечает тот факт, что вновь введенная царственная пышность императорского двора, поразившая непривычных к подобным вещам римлян, не имела решающего значения в сравнении с прочими мероприятиями Диоклетиана. Много более выделяет историк открытое обожествление монарха, официальное признание его "господином" своих подданных, что и определяло сущность новой политической организации империи. Это уже не являлось просто прихотью того или иного правителя, как это было при Калигуле и Домициане, а стало одним из краеугольных камней новой политической системы — Домината. В дальнейшем все императоры поздней Римской империи именовались господами и божествами и никто не смел подвергнуть это сомнению.
То, что было некогда прихотью и ненормальностью отдельных не в меру тщеславных цезарей (как цезарь Калигула), стало юридическим статусом новых "августов",
В эпоху Домината обожествление императора воспринималось римскими гражданами как нечто само собой разумеющееся, "…Как только император принял имя Августа, ему как истинному и воплощенному богу должно оказывать верность и повиновение, ему должно воздавать свое внимательное служение. И частный человек, и воин, служат богу, когда он верно чтит того, кто правит с божьего соизволения"[129] — так пишет поздний римский историк военного дела Вегеций.
Мероприятия Диоклетиана ни в коей мере нельзя рассматривать как проявление просто личной прихоти, как удовлетворение честолюбивых устремлений властителя. Вряд ли они имели бы успех в подобном случае. Прочность установленной Диоклетианом политической системы, ее приемлемость для господствующего класса Римской империи в дальнейшем следует объяснить тем, что она диктовалась самой тактической обстановкой, Борьба за восстановление единства огромной Римской державы, отражение варварских вторжений, подавление брожения и зачастую и восставания масс низших слоев населения (колонов и рабов) могли быть успешными только при наличии в государстве твердой и независимой верховной власти, способной объединить все силы господствующего класса Римской империи и направить их на выход из тяжелейшего за всю предшествующую историю кризиса.
