Император Август и его время - страница 33

. Поэтому, когда он отправился в Рим, то вместе с ним шла уже большая толпа, растущая с каждым днём подобно горному потоку[213]. Тем не менее, Октавиан был настороже. Он не опасался открытого покушения, поскольку всегда был окружён людьми, но не исключал какой-либо ловушки, ибо очень многие из спутников были ему плохо знакомы. Кроме того, как отмечает Аппиан, «отношения остальных городов отнюдь не всюду были к нему одинаковые»[214].

Со своими новоявленными приверженцами Октавиан был достаточно сдержан и осторожен. По пути в Рим он постоянно встречал ветеранов Цезаря, расселённых по колониям. Те были к нему расположены, поскольку сожалели о Цезаре и жаждали отмщения за любимого полководца и благодетеля. Многие прямо говорили, что готовы сражаться, если их кто-либо возглавит и поведёт за собой. Марка Антония ветераны осуждали за то, что тот не сумел отомстить убийцам Цезаря. Октавиан был с ними приветлив, хвалил их намерения, но вести за собою не рисковал – это был бы уже прямой вызов и возможное начало гражданской войны. Потому, ободрив их, выразив понимание их праведных чувств отмщения, он отправлял их обратно[215].

Очень благоразумное и продуманное поведение. В этом весь Октавиан.

Осознавал ли он до конца в борьбу за что он вступает? Думается, не мог не осознавать. Ясно, что не за три четверти имущественного и денежного наследства он решил бороться. Гай Октавий не мог не видеть и не понимать, кем стал Гай Юлий Цезарь после победы в гражданской войне. Неизвестно, знакомы ли были ему слова диктатора о том, что республика ныне ничто, пустое место без тела и облика, но не заметить такой метаморфозы, случившейся с римским государством, он не мог. Как Октавиан относился ко многим очевидным фактам, выглядевшим как стремление Цезаря к царской власти – мы не знаем. Одобрения этому он никогда не высказывал, но и осуждения из его уст так и не прозвучало. Он не мог не видеть очевидного: в Риме воцарилось единовластие. И не столь уж важно, как оно официально называется. Это обстоятельство Октавиан замечательно учёл на будущее.

О том, кем он сам был при Цезаре, и какое будущее ждало его, не случись роковых ид марта, он мог иметь вполне определённое представление. Забыть о том, как он дважды ехал за колесницей триумфатора, было невозможно. Подростковые и юношеские впечатления у людей очень сильны. О смысле такого своего участия в триумфах победителя в гражданской войне Октавиан не мог не задумываться. Замечательная приветливость Цезаря к нему в Испании, а до этого забота о здоровье в Риме также очень о многом ему говорили. И то, что молодой человек, едва достигнув восемнадцати лет, возжелал стать начальником конницы в предстоящем грандиозном военном походе на Восток, не просто показатель юношеской дерзости, но свидетельство того, как он понимал свою роль при Цезаре и, соответственно, своё будущее. Второй человек в войске в таком-то походе – это и второй человек в державе, учитывая, кем являлся главнокомандующий. Лепид, начальником конницы назначенный, претендовать на подобную роль не мог. Это было очевидно. Но Гай Октавий, внучатый племянник и, как выяснилось, главный наследник, это совсем иное…

Было очевидно и следующее: для убийц Цезаря его любимец последних лет, родственник и наследник – человек, совершенно нежелательный. Для других цезарианцев, для того же Марка Антония, Октавиан как главный наследник тоже не в радость. Потому нет у него выбора. Как частное лицо он, скорее всего, обречён. Должно бороться за власть!

Борьба за власть в Риме… Никогда ещё не было такого, чтобы в неё вступал восемнадцатилетний invenis, никаких прав ни на какие магистратуры не имеющий и потому претензий на само участие в политической жизни Республики иметь не могущий.

Но этот юнец – главный наследник самого Гая Юлия Цезаря, первым захватившего власть в Риме именно ради полного своего единовластия. Сулла-то свою диктатуру всю положил на восстановление сенатской олигархии, гражданскими войнами поколебленной. Будучи близок к Цезарю и опекаем им в последнее время, Гай Октавий, юноша смышленый и наблюдательный, не мог не понять, что собой являет власть его родственника и покровителя. Монархические устремления Цезаря, очевидные многим и многим в Риме, были ясны и его внучатому племяннику. И своё наследство он воспринял не только как имущественное и вступил в борьбу за власть, поскольку мыслил себя полноправным наследником Цезаря именно в качестве преемника его монархической по сути власти. В то же время гибель славного диктатора от мечей и кинжалов тех, кого он замечательно великодушно и щедро облагодетельствовал, показала Октавиану, сколь великая осторожность нужна в отношениях с людьми даже на вершине власти, не говоря уж о времени борьбы за таковую. Сама ситуация, в каковой он оказался после гибели Цезаря, о чём ему, кстати, не раз писали и говорили мать и отчим, требовала крайней расчётливости, глубокой продуманности каждого поступка, малейшего действия. Всё это быстро воспитало в юноше осторожность, ставшую одним из основных принципов его политической деятельности