— Папочка, война? Война, да? Не уезжай, папочка, не уезжай!
Турецкий встретил взгляд жены. Так постояли минуту, неотрывно глядя в глаза друг другу.
— Да-да, — пробормотал он наконец. — Война... Ну конечно война...
— Ты не уедешь, па? Скажи, не уедешь?
— Ну конечно не уеду, — усмехнулся Турецкий. — Ну куда я могу от тебя уехать, сама подумай?
— Никогда-никогда?
— Ну конечно, — еще горше усмехнулся он. — Никогда-никогда...
Поступившее известие об оправдании и об освобождении из-под стражи в зале суда главного заказчика убийства банкира Грозмани — биржевого воротилы с манерами уголовника Горланова — произвело на начальника МУРа генерал-майора милиции Вячеслава Ивановича Грязнова не меньшее впечатление, чем на его друга Турецкого.
А когда Меркулов сообщил еще и о скоропостижной смерти судьи Корчагина, Грязное ощутил какую-то волчью тоску и, чтобы забыться, постарался с головой уйти в привычную оперативную работу. А работы в этот пятничный вечер, как всегда, хватало. Но «вольноотпущенника» Никиту Горланова Грязнов взял на личный контроль, зная, что упустить этого жука нельзя никак, ни под каким видом.
Разумеется, люди с Петровки были начеку — и на самом процессе, и поблизости от зала суда. И когда окруженный прилипалами и прихлебателями лысый шестидесятилетний Горланов вальяжно выплыл из здания суда и спокойно двинулся к черному бронированному джипу «Джимми» — огромной американской машине с трехсотсильным мотором, сотрудники МУРа, которые отслеживали каждый шаг вдруг обретшего свободу узника, не упустили момента выезда его кортежа с Каланчевки на площадь трех вокзалов и припустились вслед за ним в сторону Красносельской.
На почтительном расстоянии за «Джимми» и несколькими машинами «эскорта», открыто ведя наружное наблюдение, двигались три машины с муровцами, которые постоянно менялись и держали связь с самим Грязновым, ответственным дежурным по ГУВД Москвы и дежурными оперативных управлений внутренних дел, в зону ответственности которых въезжал этот странный автокараван.
Горланов оставался в сфере внимания МУРа, так как, несмотря на оправдательный приговор суда, оперативные службы по-прежнему считали его преступником и вели в отношении него оперативную работу. У Грязнова и его сотрудников, занимавшихся этим делом, не было и тени сомнения в виновности их «подопечного». Горланов, будучи человеком сообразительным, осознавал, что при повторном рассмотрении дела он может быть изобличен в особо опасном преступлении. Грязнов понимал, что в один прекрасный момент Горланов может запросто «исчезнуть». А затевать повторно лыко-мочало с поисками и розысками, снова переворошить всю планету и ставить своих людей под стволы горлановской охраны Грязнову не слишком светило.
До выхода на волю Горланов со товарищи провели в «застенках» временного содержания почти год, и легко было предположить, что они поспешат наверстать упущенное и восполнить утраченное где- нибудь на Канарах или Сейшелах, причем, может статься, и не под своими именами. А там ищи- свищи! Велика планета, и отступать очень даже есть куда, тем более при их платежеспособности.
А кортеж все двигался и двигался, и не сказать, чтобы быстро, с этакой удалью победителей, а очень даже мирно. Будто катили вереницей пять дорогих машин с самой невинной экскурсионной целью.
Блатные при таком раскладе, возможно, закатились бы всей шайкой-лейкой в какой-нибудь фешенебельный загородный ресторан или сняли бы на трое суток самые дорогие «министерские» апартаменты в «Рэдиссон-Славянской» у Киевского или в «Центральной» на Тверской, гуляли и гудели бы там с откровенным презрением «к волкам позорным».
Но в этих машинах теперь восседали весьма респектабельные господа, и конечной точкой их маршрута могла стать и квартира Горланова на Кутузовском, и одна из его дач в самых престижных поселках Подмосковья.
Через сорок минут после отбытия горлановской кавалькады от здания на Каланчевке, уже поговорив с Меркуловым и Турецким, Грязнов в очередной раз связался по рации с ребятами из службы оперативной слежки.
