Вот эта же светлая машина появилась вновь. То ли «рено», то ли «мазда». Не разобрать в темноте. Вон их теперь сколько развелось... На этот раз она поджидала его на перекрестке, на углу улицы Луначарского, и после того, как он тронулся на зеленый свет и начал взбираться на круто поднимающуюся улицу Володарского, тоже свернула вслед за ним.
Он миновал подъем, и, когда в зеркале вновь появился светлый силуэт, вынырнувший из-за перелома дороги, Русаков вдруг резко затормозил, быстро переключил передачу на задний и, завывая редуктором, погнал машину вспять под уклон, навстречу приближающимся возможным преследователям.
И... невольно рассмеялся. В маленькой серо-серебристой «мазде» сидели молодой парень и девушка, им было, видно, ни до кого и ни до чего, они обнимались, болтали и хохотали над чем-то, и он невольно устыдился своих страхов и подозрений.
Он пропустил их далеко вперед, потом снова набрал скорость, обошел и, уже не думая ни о чем, понесся вниз с высокого холма по Большой Андреевской и вскоре остановился у небольшого старинного дома с витыми решетками на окнах первого этажа, где размещалась городская научная библиотека.
Взглянул на часы, и тотчас из тени арки появилась стройная женская фигура в светлом пальто. Русаков вышел из машины и быстро пошел ей навстречу. Сойдясь, они крепко сжали руки друг другу.
— Слушай, Володя, — чуть задыхаясь, воскликнула она, одновременно с радостью, волнением и укором, — так нельзя, понимаешь? Так нельзя! Я просто извелась, пока увидела тебя. Хочешь, чтобы я поседела?
— Ну что ты выдумываешь, — беспечно, по- мальчишески засмеялся он. И, невольно крепко обняв за плечи, привлек ее к себе. — Ну нельзя быть такой трусихой! Да, да — задержался! Всего-то на двадцать минут. Город же большой.
— Вот именно, — сказала она, — большой. Слишком большой. И с известными уголовными традициями. В таком как раз легче всего пропасть человеку. Выйти на улицу — и исчезнуть. Особенно теперь...
— Ну брось, брось, Наташка! Не надо преувеличивать. И потом, я не один, у меня такой добровольный эскорт, мои третьекурсники, два философа и географ.
— Ну да, — сказала она, — грозная сила! Особенно философы. Ты как будто не понимаешь или не хочешь понимать, какие сейчас времена.
— Думаю, понимаю куда лучше, чем ты, — сказал он, с благодарной нежностью глядя на ее встревоженное любимое лицо.
— Ну да, ты такой смелый. Наверное, слишком смелый. Неоправданно смелый... Ты же на виду у всего города. А сейчас, сегодня, пока я тебя ждала,
тут крутились какие-то странные типы. Подъезжали на разных машинах, ждали чего-то, потом уезжали, снова возвращались... Таких тут раньше никогда не было. Они не видели меня — я стояла в арке. Это оживление мне почему-то показалось не случайным. Откуда им было знать, что я задержусь в библиотеке? И что мы тут назначили свидание?
— А ну-ка, посмотри на меня, — сказал он, и она послушно подняла к нему лицо. Он очень серьезно вгляделся в ее черты. — Ну точно, так и есть!
— Ну что, что, — сказала она, — что ты увидел?
— Как и положено, — улыбнулся он — у страха глаза велики. Ну ладно, все, оставим это... Я объехал сегодня все вузы, один политех остался. Сейчас заскочу к ним, поговорю, чтобы завтра — ни-ни, не вздумали рыпаться на рожон, а тогда уж домой.
Она села рядом с ним в машину, и они одновременно захлопнули дверцы. Русаков включил левый поворотник и мягко тронул машину от тротуара. И в этот миг, вынырнув откуда-то сзади, оглушив воем мощных моторов и только чудом не зацепив их высокими массивными бамперами, почти вплотную черными тенями мимо пронеслись друг за другом два больших джипа.
Русаков еле успел уйти вправо и затормозить.
— Ты видел! — воскликнула она. — Это те самые!
— Да ну, ерунда, уверяю тебя, — помотал он головой, но все же нахмурился невольно и как будто призадумался. — Просто «братва» резвится. Самоутверждаются мальчики.
Но она не знала, почему он нахмурился, да и не могла догадаться. На темной улице, в сотне метров, у противоположного тротуара в призрачном луче ближнего света он вновь различил и тотчас узнал силуэт той серебристой «мазды», правда, ни юного водителя, ни его подружки в машине уже не было. Но Русаков уже не усомнился, что это та самая машина и что она здесь все-таки не случайно.
