— Конечно, найдем! И круг лиц посвященных, как только сможем, сузим. Я ведь все-таки у себя, в своем ближнем кругу знаю, на кого могу опереться.
— Я к вам прибыл, — сказал Грязнов, — уже не как начальник МУРа, а как руководитель спецгруппы главка угро Министерства внутренних дел. Мне предоставлены достаточно большие полномочия с правом включать в свою группу нужных людей из числа местных кадров. С этой минуты мы начинаем работать вместе, и вы, Григорий Васильевич, включаетесь в состав моей группы, причем вашему руководству об этом можно пока не сообщать. По имеющейся информации есть немало оснований думать, что на этот счет нам лучше поостеречься. Мой любимый племянник уже несколько дней находится здесь, работает полностью автономно. Любые контакты с ним пока что исключены.
— Ого! — воскликнул Турецкий. — Мы тут, кажется, почти все в сборе? И где он, наш Денис?
— Если б я знал! — вздохнул Грязнов.
— Ну хорошо, — сказал Турецкий. — Меня надо выводить отсюда уже сегодня. Сколько вам, Григорий Васильевич, потребуется времени на подготовку и обеспечение операции?
Коренев задумался, пораскинул умом, пожевал губами.
— Часа два дадите?
— Дадим три, — сказал Грязнов.
— Тогда вот что, — сказал Турецкий, — завтра утром, самое позднее к двенадцати часам, надо сделать утечку в прессу и на телевидение, с указанием — как-нибудь мимоходом, полунамеком, — где находится на излечении несчастный страдалец.
— Хорошо, а дальше? — спросил Грязнов.
— Понимаешь, это хоть какой-то шанс, — сказал Турецкий. — Пока я тут лежал, все обдумал. Но без тебя все мои проекты были чистой фантастикой. Ну а теперь совсем другой коленкор: ты со своими, Коренев с его ребятами... Теперь все это можно попробовать осуществить.
— То есть ты хочешь... — начал Грязнов.
— Ну да, — сказал Турецкий, — сюда положим человечка с «узи» под одеялом, обеспечим и прикроем все входы и выходы и будем ждать. Клюнут так клюнут, нет так нет. Кстати, по реакции будет ясно, насколько нужна им моя жизнь. Если все- таки полезут, то в ближайшие дня два.
— Почему? — спросил Грязнов.
— А потому, что в завтрашнем сообщении будет сказано, что, поскольку я, то есть раненый, уже несколько оклемался, послезавтра утром меня самолетом отправят в Москву, скажем, в Институт Бурденко.
— Идейка, конечно, второй свежести, — сказал Грязнов. — Ну да ладно, принимаем к действию. Ты же у нас раненый, могу ли я отказать?
— Рискнем, — кивнул Турецкий.
Той же ночью, когда отделение экстренной хирургии наконец затихло и только из некоторых палат доносились редкие приглушенные стоны, в темный коридор, где горели только дежурные лампочки над дверьми палат, из дальнего маленького бокса двое людей выкатили каталку, на которой лежал Турецкий. Его довезли до лифта и спустили в подвал, где он наскоро переоделся, был выведен на улицу и нырнул из темного подъезда в темное нутро машины «скорой помощи», которая тихо, без сирен и мигалок, попетляв по территории больницы, выехала на ночную улицу и понеслась куда-то по спящему Степногорску.
В этот же час в покинутом им боксе поселился новый обитатель, мощный человек лет двадцати восьми, один из лучших специалистов Степногорского областного угрозыска по захвату. Что касается «пациентов» и «санитара», то они остались на своих постах.
Через несколько часов в утренней программе городских и областных новостей Степногорского телевидения прошло сообщение, что сотрудник Генеральной прокуратуры Турецкий, находящийся на излечении в отделении нейрохирургии третьей городской больницы после известного покушения, пришел в себя и в ближайшее время будет отправлен в Москву, в одну из ведущих клиник.
Между тем Александр Борисович Турецкий в это время уже был с солдатским комфортом размещен в небольшой двухкомнатной квартире, используемой угрозыском в оперативных целях. Квартирка была не простая, а золотая и представляла собой, по сути, небольшой стационарный узел связи. Тут была небольшая автоматическая телефонная станция, приборы мобильной радиосвязи, несколько факсов, компьютер и аппараты звукозаписи для прослушки.
