Ребятам с мопедами нечего делать в парке. Здесь высокая трава, а асфальтовые дорожки коротки для демонстрации скоростных качеств. Есть и много других обстоятельств, превращающих преимущества мопедов в их недостатки.
Когда досиживаются дома последние дни лютых морозов, время в томительном ожидании свободы течет издевательски медленно. Но вот — прорвало! Температура — плюс, солнце. Ноги сами бегут в прихожую. Мама уже не возражает, сама вынимает из шкафа куртку, шарф, шапочку и заветные сапоги.
Ты выходишь на улицу, пронзенный светом, делаешь глоток еще прохладного, но уже не обжигающего воздуха. Тепло пронимает тебя изнутри, и ты понимаешь: это то время, которое люди называют весной. Тебя окутывает чувство безудержного счастья, кажущегося немного глупым, потому что оно необъяснимо. Ты чувствуешь себя другим, новым.
То же самое я испытывал сейчас при каждой встрече с Галкой. Она была всегда разная: то смеялась, то приходила в парк с тяжелыми от непросохших слез ресницами. Но чаще молчала и лишь изредка улыбалась, кладя свою руку на мою.
В такие минуты я не знал, что нужно делать, а потому сидел, пока не затекала рука. Можно было перевернуть ладошку и взять Галку за руку, но я чувствовал в этом какой-то вызов, после которого она почему-нибудь рассердится и уйдет. Я был беспечно счастлив, когда ее рука просто касалась моей. Я думал, что это было знаком нашей вечности, нерушимой печатью, подтверждающей наше единство.
Ее настроение менялось как стрекотание кузнечика. Только что от нее исходила грустная, медленная мелодия, и вдруг стремительный вальс увлекал Галку, тянул меня за собой. Грустная от неведомых мне дум, она словно отряхивалась и превращалась в ту девчонку, к которой я спешил с таким нетерпением.
Она роняла меня на траву, вскакивала и убегала. Это был сигнал: «Я изменилась, я — снова я». Тогда мы до одури хохотали, ловя друг друга в хитросплетениях парка.
Меня волновало ее присутствие, то, что она другого пола, старше. Меня словно пропитывало ее дыхание, я старался оттянуть время расставания. Сколько раз я смотрел на ее твердые небольшие бугорки под майкой, на ноги, голые до середины бедер ноги. Это проскальзывало мимо, без интереса, как необходимость, с которой приходится мириться. Я рассматривал Галку как единое целое, не искал изъянов в ее безупречности и не заставлял себя восхищаться невозможным. Так я думал в ту пору.
Это был странный, нелепый союз двух существ, стремящихся отдаться друг другу без остатка, но не знавших как. Я засыпал и поднимался с мыслью о Галке. Меня тревожило лишь то, как мы будем общаться в школе. Я, второклассник, вечный обитатель первого этажа, и она, уже взрослая девушка, меняющая вместе с классом кабинеты наверху. Я был слабоумен в своей любви к ней. Мне даже и в голову не приходило, что рядом с Галкой ежедневно, ежеминутно находятся другие мальчики. Ревность, навязанная самому себе в восемь лет, — весьма недоразвитое чувство.
Но пока мы лежали на животах, в траве, рядом, и я с удовольствием чувствовал, что ей нравятся наши прикосновения. Они содержали в себе нечто важное, соединяющее нас в единое целое, делающее отношения наши более искристыми, чем просто дружба.
Мы приходили в парк каждый день, чтобы быть вместе. Так было и в этот раз.
У меня никогда не получалось набрать охапку опавшей листвы, подбросить ее и перемешать ароматы. Я лишь взметал с земли остатки былой роскоши, стараясь повторить каждое Галкино движение. Моя листва падала на нас как прошлогодний снег. А сотни отошедших листиков, подброшенных Галкиными руками, обносили все пространство вокруг запахами клубники, смородины и позабытым вкусом березового сока.
Это у нас называлось «бросить комок вселенной».
— Подрастай скорее, Артур, — сказала Галка и вдруг заплакала.
Это был очень щекотливый момент. Никогда ранее она не позволяла себе ничего подобного. Я имею в виду не ее слезы. Плакала она часто, впрочем, быстро прекращала и начинала улыбаться. Я о другом. Ей известно, что я на треть младше, но зачем просить о том, что случится и так? Я не знал, что ответить, но не успел почувствовать себя уязвленным. На мои губы снова лег лавровый поцелуй.
