А что было в набросках Ильфа и Петрова?
Они частично опубликованы в книжке «Мой друг Ильф», составления покойной, Царство ей Небесное, Александры Ильиничны Ильф. Там ничего особенно интересного нет. Ну, визит Остапа Бендера в редакцию «Огонька» и встреча с Ефимом Зозулей, например.
Почему рядом с Бендером и любой его реинкарнацией невозможно представить женщину?
Блестящий вопрос! Я сегодня его обсуждал с несколькими людьми, с которыми готовился к лекции. Почему невозможно? Вот есть версия, которую один неплохой очень исследователь, высказал, не могу его расшифровать, пока он не напечатал статью: что в третьей части рядом с Бендером должна оказаться женщина. И, кстати говоря, Булгаков это отчасти реализовал – там появляется Гелла. И Семенов это реализовал – там появляется радистка Кэт. Кэт, что очень важно, Катя, Котик.
Наверное, рядом с Бендером женщина возможна. Но это должна быть такая, знаете, девушка Бонда. Я бы даже вот что сказал: понимаете, рядом с Бондом всегда может быть девушка, она занимает важное место среди его жизненных приоритетов, рядом с береттой, с другими вещами, она важна для его имиджа. А для Бендераэто не очень важно. Бендер занимается любовью по необходимости. И даже любовь к Зосе Синицкой его каменного сердца не тронула. У Бендера другие приоритеты. Это очень важно.
Штирлицу тоже не до женщин. Он любит Родину. (смех в зале) Но что касается возможной женщины Бендера – очень трудно себе представить, что это может быть. Это должна быть какая-то абсолютная злодейка, которая его бы обставила в конце концов. Он свое последнее поражение потерпел бы от женщины. Раз в жизни ей бы поверил – она бы обставила его. Какая-то Хина Члек такая.
Долго думал, как привязать мой вопрос к этой лекции, но не придумал. Как вы относитесь к Познеру и к снятому им фильму «Одноэтажная Америка»?
Как к компрометации хорошего названия, честно говоря.
Кстати, об анекдотах. Почему последнее время общество их практически не создает?
Почему? Создает! Со страшной силой! Вот я из Харькова привез чудесный анекдот.
– Ты знаешь, Петров, в последнее время стараюсь не разговаривать по-русски.
– Что? Бендеровцев боишься?
– Нет, я боюсь, что Россия придет защищать своих.
(смех в зале)
Очень здорово, по-моему, да.
Анекдот просовывает свое лезвие в щель между правдой и пропагандой, в лицемерие просовывает. А сейчас лицемерия никакого нет. Все говорится открытым текстом. Вот сегодня перед моими студентами выступал Киселев. И мне одна девочка прислала паническое смс: «Он даже ничего не отрицает! Совсем какой-то нечеловек!» (смех в зале)
Знакомы ли вы со своим коллегой по МГИМО Зубовым?
Конечно, знаком. Он два раза у меня в эфире был.
Прокомментируйте, пожалуйста, может ли автор учебника по истории проводить на свое усмотрение исторические параллели и насколько нов этот этап эволюции цензуры?
Понимаете, в чем дело… Конечно, то, что сейчас происходит с Зубовым, – это абсолютный позор. Но самый большой позор – это формулировка, с которой он уволен, что он пошел против корпоративных принципов, что он осудил поведение МИДа, а именно МИДу принадлежит МГИМО.
Я очень надеюсь, что этот зигзаг будет каким-то образом исправлен. Как он уже один раз был исправлен. Потому что увольнять преподавателя истории за наличие собственного мнения – это значит просто отказаться от каких-либо наук, от какой-либо концепции вообще. Я уже сильно сомневаюсь: а генетика – это уже буржуазная лженаука или еще нет все-таки? Я всегда подозревал, что это буржуазная лженаука. (смех в зале)
А Липскеров – мастер? Кто он?
«Индийские йоги – кто они?» Мне кажется, что Липскеров – это не писатель. Мне очень горько это говорить, но это так. Может быть, у него какие-то другие есть выдающиеся способности…
Планируете ли вы лекцию на тему «Мастера и Маргариты», или уже была? Спасибо.
Я бы рад, но я боюсь, потому что «Мастер…» – это роман для многих сакральный. Именно в силу своей бесовской природы – бесовское тоже может быть сакральныме. Это будет такая черная месса, такой кошачий концерт! Я начну рассказывать, что я думаю о романе… Роман-то действительно гениальный, чего говорить, но очень плохой. Плохой, в смысле, что очень опасный. И когда Сталина оправдывают – это полдела. Но когда всякая мелкая сволочь оправдывает себя этим романом в быту, в своих собственных бытовых гадостях и играет в Геллу и пишет на знаменитой лестнице «Воланд, мы ждем тебя!» – это, примерно, тоже, что на лестнице Раскольникова в Петербурге пишут: «Родя, мочи старух!» Это привлекательно по-своему, когда люди любят литературу это всегда хорошо, «пять старушек – рубль», но игра, которую затеял Достоевский, не так опасна, как игра, которую затеял Булгаков.
