Честно признаться, Артур всего происходящего и вовсе не заметил, поглощённый своими размышлениями о сути революционных процессов в исторических обществах. В отличие от своих предшественников-историков, не имевших возможности личного посещения прошлого и наблюдения за ним, так сказать, изнутри, он знал, что история такая же точная наука, как и математика. И законы истории не менее непреложные, чем теорема Пифагора. Разница с математикой до момента открытия способа перемещения во времени была лишь в возможности различных трактовок событий. Однако, именно этот недостаток и исправляла его служба темпоральной реконструкции.
И вот сейчас он размышлял над вопросом целесообразности революций и прочих восстаний в контексте истории. Если в их результате, за редким исключением, не происходит макро изменений, то, как объяснить их необходимость с точки зрения сугубо точной академической науки, не допускающей, как и математика, случайностей? И по всему выходило у него нечто интересное. Получалось так, словно время от времени человеческое общество, просто в силу неумолимого исторического закона, снималось с насиженных мест, отлучалось от привычного положения и перетасовывалось подобно колоде карт. Короли огромных народов становились рабами, графы и бароны садились за руль такси, полуграмотные комбайнёры напротив возглавляли и разваливали великие государства, ефрейторы оборачивались главнокомандующими, а семинаристы — генералиссимусами! А вот для чего это делалось? Ответ напрашивается сам, и, подобно формулам Эйнштейна, он очень прост: дабы избежать застоя в развитии цивилизации!
И тут Артура словно ударило током. А если и его противник, убивший Саймана, пришёл к таким же выводам, но интерпретировал их в свою пользу? Если он решил, что история на каком-либо участке не справляется сама и стремиться своеобразно ей помочь? И самое ужасное в том, подумалось ему, что все эти выкладки и догадки могут вновь и вновь указывать на него самого! Да-да! Разве ему уже не приходила в голову мысль остановить гонца с депешей к Императору? Это предотвратило бы самую кровопролитную войну девятнадцатого века! А какие изменения принесла эта война, если всего через сорок лет Франция да уже и вместе с Англией вновь нападут на Россию?
Однако, его размышления, как и возможное смертельное избиение ни в чём, собственно, на этот раз не повинного и так покалеченного ловеласа, прервал звук, нарастающий с каждой секундой. Карету настигал, а вскоре и начал обгонять целый конный отряд.
Окинув взглядом сцену внутри дилижанса, Артур окончательно очнулся от своих трагических размышлений.
— Не двигайтесь, сударь, — приказал он молодому человеку, продолжавшему полулежать на полу, — и уберите руку с бедра моего брата.
Несчастный послушался сразу и без лишних хрипов. Занесённый уже было кулак Селены так же сначала замер, затем пальцы расслабились. Она вопросительно посмотрела на начальника экспедиции, потом сама прислушалась и понимающе кивнула.
— Скорее всего, — абсолютно не сомневаясь в своём предположении, произнёс Артур, — трактирщик всё-таки очнулся и вызвал полицию.
— Но от чего они преследуют нас? — Попытался изобразить удивление бывший аристократ, хотя всё его дрожащее мелко тело показывало, как он, на самом деле, испуган происходящим. — Ведь разбойники остались там.
— С тех нечего взять, — пожал плечами Артур. — Их просто повесят на ближайших деревьях. Думаю, что часть полицейских осталась на постоялом дворе и как раз теперь этим занимается.
— Чем? — Не понял аристократ.
— Вешают, — лаконично ответил ему Артур.
Дама закатила глаза, намереваясь впасть в обморок.
— Тогда зачем они преследуют нас? — Дрожащим голосом спросил пожилой муж. — Выяснить подробности происшедшего? — И он невольно перевёл взгляд на Поля-Селену. — Я вам очень признателен, юноша, за всё, что вы для нас сделали, но полицейским я врать не в состоянии. Поймите, мы с женой не в том положении.
— Они преследуют нас, — спокойно пояснил Артур, — именно от того, что, по их мнению, с нас есть чего взять, в отличие от тех оборванцев.
