Но Селена не была темпоральным реставратором, она была оперативником, молодым и без опыта многочисленных погружений в прошлое, без брони от личного соучастия в переживаниях тех, кто в её эпоху уже давным-давно умерли, а ещё женщиной. И не вмешаться оказалось не в её силах.
— А наш старичок всё ещё может взбрыкивать! — Продолжил потешаться молодой задира, ещё не представляя, что его ждёт.
И тут вдруг молодой человек поймал на себе взгляд безусого Поля. Ох и не добрым был этот взгляд. Так смотрит портной на неудачный шов, который прямо теперь предстоит распороть. Так смотрит школяр на кляксу в тетради, которую сейчас вырвет вместе с листом бумаги. В общем, так смотрят на то, что немедленно будет уничтожено. Оставалось только вспомнить, как легко этот юнец расправился голыми руками с целой шайкой бродяг и вооружённых разбойников, чтобы мурашки побежали вдоль позвоночника, а мочевой пузырь неожиданно стал неимоверно тяжёл.
— Извинись, — тихо сквозь зубы приказала Селена.
— Да мы же просто шутим, — ещё пытаясь улыбаться, развёл руками внезапно вспотевший шутник. — Я просто пошутил, и только!
— Извинись! — Теперь она уже требовала безвозвратно.
Бальзаковская дама своим женским чутьём первая осознала происходящее, как и то, чем отказ извиниться грозит молодому насмешнику. Правды ради, она почувствовала и ещё кое-что, особенно в осанке и изгибе тела, и интонациях своего заступника. Все женщины от природы актрисы. А актрису очень сложно обмануть гримом и платьем. Пусть даже это мужское платье. Женщина и в нём всегда узнает другую женщину. Только мужчины так невнимательны бывают и слепы.
— Господа! — Призвала она. — Не надо ссорится! Дорога, тряска, ночёвка в этих грязных гостиницах, — тут она всё же поморщилась, не в силах преодолеть врождённую брезгливость. — Мы все устали, господа!
Мадам с особым выражением послала свой взгляд храброму юноше, вступившемуся за них с мужем. Но Селена его не заметила, или уже не желала замечать.
— Извинись! — Теперь голос девушки-воина стал почти похож на шипение кобры перед броском.
Очнулся, в конце концов, даже оскорблённый муж. Правда, в отличие от своей супруги, он видел перед собою только двух молодых мужчин, один из которых казался столь юным, что врдорога… Ну, бывает! Давайте забудем!
Хорошо бы, с сожалением глядя на Селену, подумал Артур. Хорошо бы, что бы она его не убила. Тут и так хватает вмешательства в прошлое. А каждое такое вмешательство потом волнами разносится по всем будущим вероятностям. Хорошо бы ещё, чтобы мне дали в напарники опытного оперативника, умеющего сдерживаться, понимающего, что всё вокруг — это уже прошлое! А то эта девочка, при всех своих потрясающих способностях, слишком близко воспринимает давно прошедшее.
— Давайте просто забудем! — Ободрённый реакцией жертв своих насмешек, попытался снова улыбнуться молодой человек.
Про себя он уже трижды раскаялся и зарёкся даже просто шутить с незнакомыми ему людьми. Но это безусый монстр, легко уничтоживший такое количество бандитов и дезертиров, требовал от него публичных извинений. Однако, воспитание, чёрт его дери! Приравнивало подобное к потере чести! С другой стороны, он может и не понимал полностью, но всей кожей чувствовал, чего станет стоить отказ извиниться перед этим бодрящимся стариком, и его потрёпанной жёнушкой.
Селена, наконец, соизволила посмотреть на своего командира. «Нет» показал ей глазами Артур.
— Оставь его, Поль, — попросил он вслух.
Девушка перевела взгляд на бальзаковскую даму. Их глаза встретились. И обе поняли друг друга. Но, как это обычно случается у женщин, поняли по-разному. Жена старика удостоверилась в том, что перед ней, несомненно, молодая женщина в мужском платье, а значит рассчитывать на помощь и защиту такой явной беглянки нет никакого резона. Селена убедилась в том, что эта женщина бесконечно несчастна, насмешки весьма сильно её задевают, и её некому защитить.
То, что произошло дальше, уже было совершенно предсказуемо. И Артур снова подумал, как бы составить рапорт с требованием практиковать будущих оперативников на более близких к нам сравнительно мягких в меж людских отношениях веках. Пусть привыкают не принимать близко к сердцу прошлое.