— Давай, парень! Запевай! Во всей чертовой Сьерре у тебя одного есть что-то, хоть как-то напоминающее голос!.. — поддержал полковник Макензи.
Он ослабил воротник черного мундира и откинулся назад, широко расставив ноги. В одной руке он держал трубку, в другой — стакан виски. Полковник был коренаст и крепок. Обветренное лицо с голубыми глазами изборождено многочисленными морщинами, и хотя короткие волосы у него на голове были совершенно седыми, усы по-прежнему оставались вызывающе рыжими.
— Чарли, мой милый, мой милый, мой милый… — пропел капитан Халс.
Он умолк, когда шум начал понемногу стихать. Молодой лейтенант Амадео поднялся из-за стола, ухмыльнулся и затянул песню, которую знали все в полку:
Я — «Рысь», я — страж границ лихой,
Мой клич: «Стоять до гроба!»
Иду в дозор — мороз такой,
Что скоро треснет…
— Прошу прощенья, полковник…
Макензи резко развернулся, уставившись на сержанта Ирвина. По выражению лица сержанта он сразу сообразил, что новость не из приятных.
— Что там еще?
Я, черт меня дери, герой.
Хоть из наград пока
Я удостоен лишь одной —
«Пурпурного древка»!..
— Только что получено сообщение, сэр. Вас бы хотел увидеть майор Спайер. Прямо сейчас…
Спайер терпеть не мог напиваться и потому добровольно остался дежурить. Обычно в праздник офицерам приходилось тянуть жребий. Макензи похолодел, вспомнив последние сообщения из Сан-Франциско.
Пьяный хор подхватил припев, не обратив ни малейшего внимания на полковника, который выбил трубку и поднялся из-за стола.
Бьют пушки — TPAM!
Тара-ра-рам!
Снаряды — БАХ!
Ракеты. — ЖАХ!
Разрывы па разрывах,
Короче — сущий ад!
Ох, мать моя родиая,
Роди меня назад!..
В узком кругу принято было считать установленным фактом, что любой истинный вояка из «Диких рысей», даже накачавшийся пойлом по самые барабанные перепонки, всегда будет действовать успешнее, чем его абсолютно трезвый соперник из любой другой дивизии. Макензи полностью проигнорировал звон у себя в ушах и забыл про жидкое пламя, бегущее у него по венам. Твердой походкой он пересек зал и вышел через дверь, почти машинально прихватив свою перевязь с саблей с вешалки, стоявшей рядом с ней. Песня продолжала доноситься до него и в коридоре.
В геройском рационе
Проблемы с «мясом» нет.
Ты свой кусаешь сандвич,
А он — тебя в ответ!
Наш кофе — просто супер,
Болотная бурда.
Вот кетчуп — хочешь «закосить»,
Им можно рану смастерить —
Еще туда-сюда…
Тут остальные взревели:
Бой барана,
Как набат,
И горы, как
Приглашенье в ад…
В галерее факелы были развешаны далеко друг от друга. С портретов на стенах за полковником с сержантом наблюдали бывшие командиры полка. Глаза их прятались в гротескных тенях. Шаги здесь раздавались чересчур гулким эхом.
Я получил стрелу в корму!
Но слышу вновь команду: «Марш!
Вперед, герои, выход ваш!»
Он миновал пару трофеев, обрамлявших теперь вход на лестницу. Они были добыты еще прошлым поколением воинов в битвах с Вайомингом. Макензи шагнул вверх по ступеням. Все отдельные части этой цитадели казались разделенными уж слишком большими расстояниями для его немолодых ног. Но замок был древним, его достраивали десятилетиями. Не удивительно, что он был огромен и неприступен, сложенный из блоков, высеченных из гранита Сьерры, рассчитанный на века, — ведь он охранял основные рубежи нации. Не одна армия сломала себе зубы о его стены, прежде чем был положен конец вылазкам Невады. И куда больше молодых защитников с этой базы, чем хотелось бы вспоминать Макензи, ушли отсюда в свое время, чтобы найти гибель в битве с очередным неприятелем.
«Но никогда еще замок не подвергался атакам с запада. Боже, или кто уж ты там наверху, избави нас хотя бы от этой участи, или ты не в силах?» — подумал Макензи.
Помещения командного пункта были в этот час безлюдны. В приемной, где стоял стол сержанта Ирвина, царило безмолвие. Не было никаких суетливых писарей, заправлявших свои ручки, или многочисленных посыльных, снующих туда-сюда. Никаких офицерских жен с их вечными проблемами, выделявшихся из общей очереди дожидавшихся приема у полковника цветастостью своих нарядов. Как только Макензи шагнул в дверь из приемной во внутреннее помещение, он услышал злобное завывание ветра за стеной. Дождь барабанил по темному прогалу окна, стекая дорожками по стеклу, казавшимися струйками расплавленного металла в свете факелов.
