– Мой сын от меня ничего и никогда не скрывал. У нас с ним был договор: любую неприятность он расскажет мне. Со своей стороны, я настраивала его на доверие, обещала не кидаться с упреками, заверяла, что помогу выйти из положения, потому что я мать и только я могу ему помочь. Я всегда буду на его стороне. Любой человек может попасть в скверную историю, любой. А детей сковывает страх и стыд за проступок, что они упадут в глазах родителей. Поэтому не решаются сказать о своей беде.
– С друзьями сына вы знакомы?
– Виделась иногда… недолго. Я здесь нечасто бывала. А когда приезжала, Илюша все свободное время посвящал мне.
– Хорошо, о друзьях мы выясним в университете. А девушка? У него ведь была девушка?
– Не было.
Спец по девушкам (разумеется, в прошлом, нынче он образцовый муж) решил вступить в диалог:
– Как? Двадцать три года, а девушками интересуются значительно раньше, еще в пятом классе.
Феликс задел ее сына, хотя ничего особенного, чего не знают все без исключения, не сказал. Однако Элеонора ощерилась, правда, на базар не перешла, но тон взяла резкий, рваный, категоричный:
– Думаю, доступные девицы у него были. Этого добра сейчас навалом, сами лезут в постели красивых мальчиков, тем более с деньгами. Я не ограничивала сына, учитывала, что ему не только поесть нужно. Безусловно, меня интересовали его девицы, он смеялся, говорил, пока нет той, какую хотел бы видеть рядом с собой, чтобы не стыдно было за нее. Еще раз повторяю: мой сын не скрывал от меня ничего, поэтому со всей ответственностью утверждаю, что постоянной девушки он не завел.
Общались с ней в течение часа, но остальные ответы были в том же духе: не знаю, не видела, не встречала, все было хорошо, ее мальчик идеальный. Не имело смысла продолжать, Павел прервал бессмысленный диалог, попросив ее:
– Не могли бы вы поехать с нами на квартиру сына? Понимаю, вам будет трудно, нелегко, там никто не убирал, мы все оставили, как было. Элеонора Геннадьевна, это крайне важно для нас. Да и для вас. Одна из версий – разбойное ограбление. Мы должны либо исключить данную версию, либо взять ее за основу – все зависит от вас. А после я отвезу вас в гостиницу, какую назовете. Так как? Вы сможете там находиться?
– Я хочу, чтобы нашли убийцу моего сына. Поехали на квартиру.
И она первая с готовностью поднялась с дивана.
Санчо разбудили ароматы…
Он не вскочил с постели, хотя проснулся от голода, к тому же вчера засиделся перед камином, подбрасывая в топку дровишки, все думал, думал… Камин сложили с дедом, когда тот был жив, исключительно для релаксации, тепла от него мало, вот так сидишь, на языки огня смотришь и… мысли покидают голову. Вокруг и обстановка располагала к думанью: старинная мебель – крепкая, из дерева, а не прессованных опилок, еще с досоветских времен, правда, из разных наборов, но с ней уютно. Естественно проголодался, но так и лег спать на пустой желудок, поленившись сходить на кухню и чего-нибудь закинуть в рот. Последнее время он только и делает, что думает, где бы ни был, почти не общается с Никой, да так ничего и не придумал. Впервые он попал в безвыходное положение, не знал, как поступить. В комнату заглянула Ника и тут же скрылась, извинившись:
– Прости, что не стучалась, я посмотреть, проснулся ты или нет.
– Все нормально, – сказал он, вскочив с постели и одеваясь. – Так вкусно пахнет… Что там на завтрак?
– Шутишь? Время обеда, поэтому я и пришла…
– Обеда?! – выглянул он, тараща глаза. – Как обеда? Я проспал все на свете? А универ… О, блин! Надо было разбудить меня.
– Извини, – потупилась Ника.
– Ладно, проехали. Иногда можно и прогулять… Иди, сейчас умоюсь и приду… Надо же, обед уже…
В крошечной ванной поместился только душ, раковина и унитаз, зато все удобства. Санчо остервенело чистил зубы, пытаясь составить план на сегодняшний день, но планирование затормозилось. Что можно планировать во второй половине дня? Пока то да се – вот тебе и вечер. Он подавил желание срочно бежать неизвестно куда и пришел на кухню, там уже стояла тарелка с красивым золотистым супом, а посередине стола возвышалась горка пирожков.