И вот теперь, скорбя по умершему супругу, «золотая» Бретта изнывала от скуки и бездействия — ни подруги, ни Тинчер из-за траура не могли ее навещать. Больше всего на свете ей хотелось покинуть это мрачное место и вернуться в Доршату, но, как безутешная вдова, она должная была в течение трех недель ежедневно скорбеть у гроба покойного.
Скука странным образом уживалась с нараставшим нетерпением, которое звенело внутри нее, как натянутая струна. Бретта чувствовала, что грядут события, которые очень скоро перевернут всю ее жизнь, и не собиралась сидеть сложа руки и дожидаться наступления этих событий Она предпочла бы кинуться им навстречу, но… появиться в Доршате, не пробыв минимум трех недель в замке, было невозможно. Бретта выдерживала траурный срок, скрипя зубами. Чума всех побери, как же скучно! Придворные дамы ведут благопристойные беседы, которые не оскорбят слуха вдовы, а родственники мужа считают своим долгом заливаться слезами при каждом ее появлении и подолгу рассказывать умилительные истории о Сайрасе. Похоже, в свое время ее угораздило выйти замуж за само совершенство! Правда, радости от этого не было никакой…
Бретта поднялась со скамеечки и прошлась по усыпальнице, чтобы размять затекшие ноги. Проходя мимо мраморного постамента, она шлепнула ладошкой по тяжелому саркофагу с останками Сайраса.
«Безутешная вдова»… Чума на него, а ведь когда-то она действительно любила мужа. Бретта с досадой сдвинула брови. Он был очень красив, но холоден как лед. Чья вина, что ей так и не удалось до него достучаться? И можно ли ее винить, что любовь перешла в ненависть, такую же яростную и неистовую? И что толку думать сейчас об этом?
«Золотая» Бретта снова уселась к окну и огляделась. Этот склеп ужасен, ужасен. Непонятно, как муж, с его безупречным вкусом, мирился с этаким кошмаром, почему не приказал его перестроить? Лежать здесь… брррр! Лучше уж сжигать своих мертвых, как это делают норлоки.
Бретта подперла щеку рукой. Мысли ее потекли по другому руслу. Чума бы побрала весь этот глупый этикет! Когда она станет править Доршатой, то прикажет собирать Совет Шести каждую неделю — если не придумает другой возможности видеть военачальника норлоков как можно чаще. Жаль, его не было на прошлом празднике… В последний раз она видела норлока как раз после Совета. Ничего особенного, просто короткий ничего не значащий разговор… пара слов, какая-то шутка… когда он смеется, у него глаза мальчишки!
Тут Бретта припомнила Тинчера и с досадой прикусила губу.
«Желаю вам, моя золотая прелесть, — говорил он небрежным тоном, в своей обычной манере, словно посмеиваясь над собственными словами, — самой не угодить в силки, которые вы так искусно расставляете для другого!»
Глупости. Это просто деловой интерес, только и всего, сделка. Посмотрим, насколько хорошо норлок умеет держать себя в руках…
Бретта тряхнула головой, отгоняя мысли. Она поглядела на солнце — алый шар почти скрылся за деревьями. Наконец-то можно покинуть склеп, теперь уже никто не сможет упрекнуть ее в том, что она скорбела мало! Но прежде чем уйти, предстояло сделать еще кое-что. Бретта прислушалась. Было тихо, лишь в парке свистела какая-то птица, ей отвечала другая. Бретта расстегнула кружевной воротник платья и вытащила тонкую золотую цепочку с черным блестящим камнем, теплым от ее тела. «Амулет вдовы». Она разглядывала камень так, словно видела впервые. Заклинания чародеев Лутаки сработали…
Риск, связанный с амулетом, был огромен. Покупка предмета, на который наложены чары Запретной магии… смерть, которая за этим последовала — смерть не простолюдина, а высокопоставленного вельможи… и сама она — дочь Наместника, замешанная в этом… Бретта поежилась. Темницы Драконьих скал навечно — самое милосердное, чего можно ожидать… впрочем, на милосердие рассчитывать нечего.
«Золотая» Берта поднялась и расправила плечи. Страх отступил, но не ушел совсем, а затаился под сердцем неприятным холодком, словно змея. Амулет сделал свое дело, осталось спрятать его так, чтобы никто и никогда не нашел, и склеп был для этого самым подходящим местом. Бретта сняла амулет и, шелестя платьем, прошлась по залу усыпальницы. Возле саркофага белл Нариссы она остановилась. Ей не довелось застать в живых мать Сайраса, и она видела ее только на фамильных портретах. Они с сыном были похожи друг на друга, как две капли воды: такая же безупречная красота, такие же ледяные глаза. Возле мраморного гроба Нариссы стояли высокие, в человеческий рост, вазы, выточенные из драгоценного камня, зеленого с черными прожилками, такие тяжелые, что их почти невозможно было сдвинуть с места. Бретта зажала амулет в ладони, приподнялась на цыпочки и разжала пальцы. Камень глухо стукнул по дну вазы. Бретта повернулась и вышла.
