Мое жалованье было тогда столь ничтожно, что его хватало разве что на несколько жалких застолий, содержать гейшу мне было не по карману. С течением дней мой пыл остыл, страсти улеглись. Армейская жизнь слишком сурова, и мне нужны были доступные женщины.
Политическая ситуация в тот год напоминала затянутое тучами небо. Мы мечтали о буре, жаждали снова увидеть солнце. Мы были солдатами, которым не пристало ни отступать, ни прятаться. Несколько лейтенантов[14] избрали жертвенный путь. Множились покушения. Молодые убийцы сдались властям, чтобы доказать чистоту своих намерений. Увы — ни террор, ни добровольная мученическая смерть ничего не изменили, министры по-прежнему бездействовали. Они слишком боялись, что вернутся времена Камакуры,[15] и думали лишь о том, как отстранить военных от власти.
Близился час жертвоприношения. Чтобы завоевать мир, следовало перейти мост, возведенный из нашей крови и плоти. Вновь вошло в моду сеппуку.[16] Чтобы совершить это благородное самоубийство, необходима долгая работа души и разума, так что я очень скоро отвлекся от мыслей об ученице гейши.
Однажды, весенним днем, я получил загадочную записку: каллиграфический почерк выдавал образованность автора. Неизвестная женщина просила меня встретиться с ней в чайном домике на Ивовом мосту. Я был заинтригован и отправился на свидание. Наступала ночь. Вдалеке слышалась музыка, кто-то смеялся, по шуршанию шелка я угадал за дверью присутствие гейш. Перегородки раздвинулись: мне кланялась незнакомая сорокалетняя женщина в шелковом серо-розовом кимоно, надетом поверх оливково-зеленого. На рукаве было выткано цветущее вишневое дерево.
Она представилась матерью Огненной Искорки и весьма учтиво поприветствовала меня.
Мне говорили, что эта женщина — бывшая гейша — владеет большим и богатым чайным домом. Она сказала, что когда-то знала моего отца, и я подумал, не та ли она женщина, которой был увлечен мой досточтимый Батюшка.
На несколько секунд мы встретились взглядами, потом она опустила глаза.
— Вы знакомы с моей дочерью… Надеюсь, вечера, проведенные в ее обществе, были приятными? — спросила она.
Я ответил, что глубоко восхищаюсь ее музыкальным даром.
— Моей дочери семнадцать лет. Она должна была стать гейшей в прошлом году. Вам наверняка известно, что в нашем ремесле ученица гейши может получить официальный статус только после церемонии посвящения. Мой собственный опыт был настоящим кошмаром, и я решила избавить дочь от пережитых мною несчастий. Я попросила ее выбрать мужчину самостоятельно. Она назвала вас, я позволила себе навести справки и услышала о вас много лестного. Вас ждет блестящая военная карьера. Вы молоды и никогда не сможете оплатить церемонию, но это не имеет значения: я решила, что судьба моей дочери будет счастливой, и дарю вам ее тело. Если вы согласитесь выполнить мою нижайшую просьбу, я стану вашей вечной должницей.
Я молчал, ошеломленный услышанным.
Она приблизилась ко мне, не вставая с колен, и поклонилась.
— Умоляю вас, подумайте. Не беспокойтесь о финансовой стороне дела, я обо всем позабочусь. Подумайте, прошу…
Она поднялась и исчезла за перегородкой. Сумрак, царивший в комнате, угнетал меня. По традиции, ученицу гейши должен лишить невинности богатый незнакомец. Такое посвящение стоит очень дорого, но способно прославить любого светского человека. Никогда ни одна ученица гейши не выбирала сама своего насильника, и сегодня меня самым скандальным образом попросили нарушить обычай.
Я пребывал в смятении и медлил с ответом.
Вчера я не видела Миня и уже тысячу раз спрашивала себя, что случилось. Он заболел? Или не хочет меня видеть? А может, Минь, как и большинство его сверстников-студентов, обручен? С чего бы ему интересоваться школьницей?
Сегодня утром его тоже не было на перекрестке. Я злюсь, мне грустно и обидно, я решаю забыть его.
Внезапно мое внимание привлекает треньканье звонка. Я поднимаю голову. Навстречу мне катит на велосипеде Минь. Он кричит:
— Что ты делаешь сегодня после школы?
Против своей воли я отвечаю:
— Играю в го на площади Тысячи Ветров.
