— Здравствуйте! — громко сказал он с порога.
Где-то в передней смолк баян, оттуда вышел курносый темноволосый мальчик.
— Вы к нам? — растерянно сказал он.
— Мне фельдшера, Татьяну Сергеевну.
Мальчик выскочил на крыльцо и крикнул:
— Ма-ам!
В окно Фролов увидел на дворе женщину. Она развешивала стираные полотенца на веревку, протянутую от крыльца до крыльца сарайчика. Около крыши веревка высоко уходила от земли, женщина вставала на скамеечку, ее пестрый халат оголял загорелые ноги.
Он сел на стул, прикрыл платочком глаз.
— Здрасьте, — раздался знакомый голос.
Фролов встал навстречу входящей женщине.
— Здравствуйте, Татьяна Сергеевна. Рад вас снова видеть. Выручайте…
Медпункт и комната, где жила фельдшерица, были под одной крышей, их соединяла веранда. Прошли в перевязочную.
— Ну, показывайте. — Татьяна Сергеевна, только что неловкая, суетящаяся, надев белый халат, стала строгой и уверенной. Она быстро удалила из глаза соринку и пипеткой стала закапывать.
— Не простудились после вчерашней дороги? — спросил Фролов.
— Как видите.
— Ничего как раз и не вижу.
Они засмеялись.
— Вот и все. Не больно? Будет беспокоить, приходите, — сказала она.
Фролов встал, но уходить не хотелось. Мельком оглядел маленькое хозяйство Татьяны Сергеевны: столик, накрытый белой клеенкой, кушетку и две больничные койки, светлый остекленный шкаф с медикаментами, к полочкам приклеены пожелтевшие бумажные таблички с корявыми надписями: «Стерильно», «Для инъекций», «Витамины». Фролов поймал себя на мысли, что все окружающее его здесь воспринимается им лишь в связи с именем и обликом этой женщины, которая просто и ласково улыбнулась ему вчера в машине. Вспомнился запах влажного плаща с ее теплых плеч.
— Кто эти каракули написал? — показал он на бумажные таблички, приклеенные к шкафу.
— Сама.
— Все здесь у вас хорошо и красиво. И вдруг эти загогулины. А хотите, я напишу? Извините за критику…
— Пожалуйста. Но… когда?
— Хоть сейчас. Бумага и тушь есть?
— Сережа! — позвала Татьяна Сергеевна.
Они вернулись в комнату. У Сережи нашлись кисточки, ватман, тушь. За полчаса Фролов написал все таблички.
— Какие красивые! — восторгался Сережа.
— У меня теперь как в городской поликлинике будет, — улыбнулась Татьяна Сергеевна.
— Дяденька, а правду говорят, что в городе на баянах теперь не играют? — К Фролову подсел Сережа. — На гитарах да спидолах играют. Это мне Сенька Рыжик рассказывал.
— Баяны везде в ходу. А ты баянист?
— Учусь, у меня самоучитель.
— Вот и готовься. Можешь в город приехать. У нас там две музшколы.
— Разве меня примут… — Сережа опустил голову. — Дяденька, а вы…
— Меня дядей Федей зовут. — Фролову почему-то захотелось услышать свое имя от мальчика.
— Дядь Федь, а вы сможете послушать, как я играю? — Сережа ушел в горницу за баяном.
В это время в дверях появилась Архиповна.
— Аспиринчику дай, Татьяна, — сказала она. — На зиму в варенье положу, чтобы не закисало. Я через Коленьку передавала тебе…
— Да, он говорил. Сейчас.
Фролов заметил, что голос и лицо Татьяны Сергеевны сразу как-то изменились. Она пошла за аспирином, а Архиповна, шагнув от порога, только сейчас увидела Фролова и, как показалось ему, растерялась, заговорила сбивчиво:
— Обедать чего не приходили… Аль вы тут?..
— Нет, я в кафе перекусил.
Помолчали. И каким-то неловким было это молчание.
— А сюда-то вы зачем, к кому? — Архиповна вдруг незнакомыми еще Фролову глазами посмотрела на него.
— К Татьяне Сергеевне. Она мне в глаз закапала.
Архиповна покачала головой и тихо сказала:
— Это она может… мастерица глаза мужикам да парням…
Не договорив, повернулась и пошла к двери.
Фролов сидел в полном недоумении. Вошла Татьяна Сергеевна с коробочкой в руках. Увидев, как на уровне подоконника проплыла белая, в черный горошек косынка Архиповны, она молча опустилась на стул.
— Я пойду, — взглянув ей в лицо, сказал Фролов. — Спасибо.
— Дядь Федь, а когда игру послушаете? — Вышел Сережа с баяном.
— В другой раз, Сережа. Хорошо?
В сенях его догнала Татьяна Сергеевна, отдала коробочку:
— Пожалуйста, передайте тете Анне.
— Чего это она ушла? — спросил Фролов.
— А, долго рассказывать, да и незачем. — Татьяна Сергеевна вздохнула и отвернулась…
