Однако мой опекун не увлекался детективами. Он либо выжидал, полагая, что убрать меня никогда не поздно, либо вовсе сбросил со счетов, надеясь, что я хорошо усвоил урок, преподанный в Якорном, и сделал для себя надлежащие выводы. А может, ни то, ни другое. Может, просто подыскивал камень потяжелее, чтобы подвесить его мне на шею и отправить вслед за Кузнецовым на дно морское.
Так или иначе, во дворе было темно и тихо. Ни огонька, ни проблеска света.
Я поднялся на крыльцо и дернул за ручку двери. Она не поддалась. Должно быть, Нина заперлась из предосторожности — мера не только разумная, но и необходимая.
Я постучал в окно и окликнул ее по имени.
Никто не отозвался.
Прижавшись лицом к стеклу, я заглянул в комнату, но увидел лишь плотную ткань занавески. Снова постучал, и снова ответом была тишина.
У меня внутри что-то оборвалось. Я опрометью кинулся в сарай, зажег свет. Раскладушка стояла в углу за тумбочкой, остальное не тронуто — пустые бутылки с яркими этикетками, побитое оспой зеркало, за которым спрятал анонимные письма, тетрадка с вырванной страницей. Ни записки, ни знака, ни метки…
Выскочив из сарая, я пошарил под лежавшим на пороге ковриком.
Ключ был там.
Это и огорчило меня, и обрадовало. Нина ушла, это ясно, но ушла по своей воле — если б ее увели насильно, вряд ли кто стал бы заботиться о ключе.
Я открыл дверь, осмотрел обе комнаты и кухню. Так и есть — никого. Никаких следов борьбы. На спинке кресла, напротив телевизора, ситцевый халат, под креслом тапки, на журнальном столике раскрытая книга и будильник с вытянувшимися в вертикальную линию стрелками.
Я мысленно дополнил свой рапорт новой записью:
00 часов 30 минут. В доме по улице Приморской никого нет.
В кухне, накрытый салфеткой, стоял ужин: хлеб, масло, сыр, розетка с вареньем. Вода в чайнике чуть теплая. Стало быть, Нина ушла не так давно, от силы полчаса назад. Но куда? Зачем? И почему не оставила записки? На ум невольно пришли слова Симакова: «Боюсь, Володя, не все так просто, как ты думаешь». Несомненно, он знал больше, чем говорил, возможно, скрывал что-то важное. Но что? И есть ли тут связь?
Искать Нину бесполезно, нужно было запастись терпением и ждать.
Я выключил свет, запер дверь и отправился в беседку.
Нина могла вернуться с минуты на минуту, а могла прийти и под утро, поэтому я устроился с комфортом: нашел в кустах пустое ведро, поставил у скамейки и закинул на него гудевшие от усталости и ушибов ноги. Тело, обретя опору, расслабилось и заныло, будто только теперь вспомнило о полученных ударах. Я вдруг почувствовал себя самым несчастным человеком на свете — брошенным, никому не нужным. Видно, такая у меня судьба: вечно скитаться между домом и улицей, без тепла, без пристанища, без крыши над головой.
Чтобы хоть чем-то себя занять, я вытащил из сумки кассету — последнюю из взятых с собой в «Страус» — и вставил ее в магнитофон. Мне повезло. Батарейки не сели, и пленка оказалась с записью — классический джаз вперемежку с «Арсеналом» Алексея Козлова.
Я скрестил руки на груди и под нервную, с резкой сменой ритмов мелодию стал отсчитывать долгие минуты ожидания.
Незаметно мысли вернули меня на восемь часов назад, к моменту, когда видел Нину в последний раз. Она сказала: «Я сделаю все, как ты просил». Это было за несколько минут до встречи со Стасом, в квартале от «Страуса». Там мы и расстались. На случай если беседа затянется и мне понадобится время, чтобы сменить пленку, я дал ей телефон бара и попросил позвонить туда трижды с промежутками в полчаса.
Первый раз она позвонила в половине шестого. Получается, что остальные два звонка пришлись на шесть и половину седьмого, когда меня там уже не было.
Я пытался представить, что она делала потом, после семи, однако дальше кресла у телевизора и раскрытой книги фантазия не срабатывала.
Почему она не дождалась меня? Что заставило ее выйти из дома?
Кроме самой Нины, об этом знал, пожалуй, только Симаков, но мне от этого не легче. Он много чего знал, да мало что говорил.
Я заново перебрал подробности нашего с ним разговора и удивился, как много в нем темных мест, намеков, неясностей, которые раньше прошли мимо внимания.
