Разговор не на шутку меня встревожил.
Вариантами, заготовленными нами на все случаи жизни, личная встреча с начальником отдела не предусматривалась. Не иначе случилось что-то из ряда вон выходящее, коли Симаков решился на прямой контакт.
«Терпение, — урезонил себя я. — Через пятнадцать минут все выяснится».
А пока надо было куда-то деваться — стоять на одном месте опасно.
Я посмотрел вправо и снова натолкнулся взглядом на старушку.
Что ж, видно, судьба…
— Что, сынок, сорвалось? — посочувствовала она, когда к встал на платформу весов.
— Что сорвалось, бабушка?
— Известно что, свидание. — Она передвинула большую гирьку на одно деление и сокрушенно покачала головой. — Рост-то у тебя какой, орел?
— Метр восемьдесят.
— Вот я и говорю, больно ты худой, кожа да кости. По правилам в тебе семи кило недостает. Что, кормят плохо?
— Кто кормит? — не понял я.
— Ну в санатории или где ты там питаешься?
— Я сам по себе.
— Оно и видно, что сам. — Она вздохнула. — Силу мерить будешь?
— Давайте.
Я сжал в здоровой ладони продолговатый никелированный браслет и посмотрел на стрелку. Она чуть-чуть не дотянула до ограничителя.
— Надо же, — удивилась старуха. — Тощий-тощий, а силенка еще есть. С лотереей что делать-то будем? Возьмешь?
Гулять, так гулять — я выудил из кармана рубль, отдал ей и спросил, проверяя только что пришедшую на ум мысль:
— Скажите, бабушка, вы случайно не знаете, где здесь автостоянка поблизости?
— Случайно знаю. У тебя что, машина есть? — с сомнением поинтересовалась она.
— Не у меня, у друга.
Она достала пачку билетов, отделила от нее с десяток и сложила веером.
— Как завернешь за гостиницу, там автобусная остановка будет. Сядешь в автобус, три остановки проедешь — так и уткнешься в автостоянку.
— Был он там, друг-то. Мест, говорят, нет, все заняты. А ему неподалеку надо. Может, другую какую знаете?
— Нет, милок, другой не знаю.
— А что, если он за гостиницу машину поставит? — Я показал пальцем за спину. — Как думаете, не прогонят?
— Как же он ее поставит, ежели туда мусорник в день по два раза приезжает?
— Какой еще мусорник?
— Какой — обыкновенный. Машина такая специальная. Ящики с мусором возит, не видал, что ли?
— Как же она туда въезжает? Узко там.
— Товарищу твоему, значит, не узко, — поймала она меня на противоречии. — Заедет передом, а потом задний ход дает.
— Понятно…
— Выбирай билеты-то, — напомнила она.
— Не надо, — отмахнулся я. — Оставьте себе, вдруг выиграете. У вас рука легкая.
— Подарок, что ли? — смутилась старушка. — Ну, спасибо. — Она спрятала билеты в сумочку, возраст которой за древностью не поддавался определению. — Дай тебе бог здоровья.
— И поправиться на семь кило, — добавил я, хотя переход в другую весовую категорию на ближайшее время не предвиделся.
Попрощавшись, я направился к кромке тротуара и пошел навстречу движению.
Мои антимагнитные показывали половину девятого.
В половине двенадцатого Симаков высадил меня у автозаправочной станции на въезде в город.
— Ну-ну, не вешай нос, лейтенант, — сказал он напоследок. — Ты сделал все, что мог, даже больше. Готовь, Сопрыкин, рамку. Благодарность тебе объявим по управлению.
Это было слабое утешение, и, глядя на удалявшиеся в сторону города габаритные огоньки симаковского «Москвича», я старался умерить чувство досады, которое оставил во мне наш разговор.
Как ни лестно слышать похвалу из уст высокого начальства, какие бы железные доводы ни приводило оно в обоснование принятого решения, факт остается фактом — с нынешнего дня меня отстраняли от дальнейшего выполнения задания. Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал.
Я опустился на лавку, вкопанную у щита с расписанием движения, и в ожидании рейсового автобуса стал перебирать подробности нашего трехчасового свидания, хотя в моем положении это уже не имело никакого значения. С тем же успехом я мог считать проносящиеся мимо автомобили или деревья, стоящие по ту сторону шоссе, — результат был бы тот же самый. Но, видно, слишком велика была сила инерции, слишком глубоко завяз я в этой истории, чтобы вот так, разом, выйти из игры. Думать не мог мне запретить даже Симаков.
