Играем в «Спринт» - страница 74

— У нас такой нет.

Девушка, спрашивавшая Любу, замешкалась, потом переспросила:

— Это бухгалтерия ресторана «Восход»?

— Нет, вы не туда попали. Перезвоните.

Дождавшись коротких гудков, я повесил трубку.

Люба из ресторана «Восход».

Ошибка? Или все же предупреждение, имевшее целью нагнать на меня страху? Она спросила бухгалтерию. Не исключено, что сейчас где-то поблизости, у телефонной будки, стоит некто и выспрашивает подробности у звонившей сюда девушки. Он остановил ее на улице, дал номер телефона, попросил позвонить, надеясь, что я сдуру схвачу трубку…

Ладно, это будет нетрудно проверить, лишь бы только выбраться отсюда.

Я присел в кресло и попытался собраться с мыслями, сосредоточив все внимание на замке, темным пятном выделявшемся на сером костюме Кикабидзе.

Много лет назад мой первый наставник — тот самый, что в детстве надрал мне уши, — рассказывал об известной с древнейших времен «семичленной формуле» — семи вопросах, ответы на которые дают самое полное представление о любом происшествии: кто, что, когда, где, с чьей помощью, почему и как. «Запомни, — говорил он, — каждый из этих вопросов важен и начинать можно с любого, но истину ты узнаешь, только ответив на все семь». Он был дока в сыскном деле и слышал об этой формуле от своих учителей. Так вот, из семи вопросов, связанных с исчезновением Кузнецова из гостиницы, до сегодняшнего дня без ответов оставались два: с чьей помощью и как. Теперь стал известен ответ еще на один вопрос — как?

На столе у письменного прибора лежала стопка аккуратно нарезанной бумаги для заметок. Я взял ручку и нарисовал на четвертинке листа срез первого этажа. Потом прилегающие к «Лотосу» улицы, забор и кладовую. Пунктиром обозначил свои передвижения, а сплошной линией передвижения кассира и недостающую часть маршрута.

Вроде все верно. В этот раз схема получилась куда обстоятельней.

Можно было сматывать удочки — проторчи я здесь хоть до утра, ничего сверх того, что узнал, все равно не узнаешь.

Но что-то меня удерживало. Очевидно, тот, самый короткий и самый опасный отрезок пути, который начинался за дверью. Хотелось испытать на собственной шкуре, как это происходило в действительности.

Сжигать схему я не стал — не те условия. Сунул ее в карман и пошел к двери. Буба улыбнулся мне поощряюще и немного загадочно.

Я повернул ручку замка против часовой стрелки до упора, поставил ее на предохранитель.

Можно было открывать.

«Все у тебя будет хорошо, — пришла на память строчка из письма. — Все-все». И пусть мама не имела в виду столь рискованную ситуацию, ее слова немного меня ободрили.

Я пригладил волосы, заправил рубашку и, перекинув сумку через плечо, рывком открыл дверь.

В вестибюле я провел в общей сложности минут пятнадцать.

Убедившись, что мой выход из бухгалтерии остался незамеченным, я обошел зал по кругу, рассматривая интересующую меня часть помещения под всеми возможными углами зрения.

Если в плане Стаса и имелись слабые места, то их следовало искать не здесь: администраторская стойка находилась слишком далеко — оттуда опасность не угрожала; со стороны швейцара и подавно — его заслонял выступ стены; расположение автоматов тоже оказалось идеальным: играющие стояли спиной к бару и не могли видеть выходящего оттуда кассира, разве что кто-то специально вел за ним наблюдение. Ко всему прочему лестницу ограждали каменные вазоны с цветами, что также сокращало сектор обзора.

Знакомство с планировкой и ее особенностями заняло от силы пять минут. Остальные десять я провел у аттракционов, изучая обстановку в непосредственной близости от спуска в питейное заведение.

Публики в этом закутке хватало. Я разделил ее на три категории: заядлые игроки, игроки-любители и посетители бара. Первые околачивались тут с утра до вечера и с детской непосредственностью часами торпедировали морские караваны, сбивали самолеты, участвовали в автогонках и танковых атаках. Вторые, сыграв разок-другой, удалялись восвояси. Третьи вообще проходили мимо, транзитом, ибо спешили утолить жажду из находящегося в подвале источника.

Теоретически имелась еще одна категория — я имею в виду тех, кто находился здесь по делу, — но, кажется, ее единственным представителем был я сам.