— Сию минутку, — донеслось оттуда. Она громыхнула коробками, выдвинула и задвинула ящик. — Вот то, что вам нужно! — И протянула стальной брелок, сделанный в виде сердца, пронзенного стрелой.
Я не думал, что буду понят так буквально, да и вещица, откровенно говоря, была до предела безвкусной.
— Держала для своей знакомой, — поспешила объяснить продавщица, — но ради такого случая…
Деваться было некуда, пришлось взять сердце вместе с торчавшей из него стрелой. Выложив четыре рубля с копейками, я горячо поблагодарил хозяйку магазина и засунул свое приобретение поглубже в карман, заранее зная, что если и извлеку его на свет, то лишь затем, чтобы выбросить.
Нина ждала меня на ведущих к дому ступеньках: одна рука была прижата к груди, в другой она сжимала клочок бумаги.
Сперва я решил, что это ее собственная записка, но, увидев выражение лица, понял, что Нина чем-то сильно напугана: она стояла неподвижно и смотрела на меня расширившимися от страха глазами.
— Что случилось? — спросил я. — Что с тобой?
Она протянула мне листок и, как автомат, в котором полностью раскрутилась пружина, так и застыла с согнутой в локте рукой.
«Жду в 5. Стас».
Я отметил, что послание выполнено на том же сорте мелованной бумаги, что и анонимные письма, но написано от руки. Последнее не могло меня не обрадовать — это означало, что проверка закончилась и что отныне я пользуюсь у Стаса полным доверием.
— Где ты это нашла?
— В почтовом ящике… Ты пойдешь? — Нина говорила тихо, словно боялась, что ее услышит кто-то третий. — Прошу тебя, не ходи… Это страшные люди! Не ходи к ним, слышишь?!
Она продолжала говорить, убеждая, настаивая, требуя, а я украдкой поглядывал на стрелки своего хронометра.
До пяти оставалось чуть больше двух часов.
Стас встретил меня по-королевски.
Один из столиков в глубине бара был сервирован большой вазой с фруктами, блюдом, на котором лежали бутерброды с черной икрой, рядом стояла другая ваза — с пирожными, кофейник, ведерко со льдом и бутылка мартини. На соседнем столике чуть слышно гудел вентилятор.
— Ты закрыл? — спросил Стас у Витька.
Сегодня на бармене был белый, сильно приталенный пиджак, бледно-сиреневая рубашка с неизменной бабочкой на шее. От него за версту несло одеколоном и апельсиновой резинкой.
Впустив меня в бар, Витек остался стоять сбоку и немного сзади, в шаге за моей спиной, разыгрывая из себя не то часового, не то телохранителя.
— Все о'кэй, босс, — доложил он. — Запер на засов и табличку повесил.
— Оставь нас, — распорядился Стас и указал мне на кресло. — Присаживайся, Вальдемар.
Бармен послушно удалился в подсобку, а я сел напротив, спустив между коленей кожаную сумку, где лежал включенный на запись магнитофон — самый маленький из тех, что я нашел в кузнецовской коллекции.
К числу его преимуществ относилась абсолютная бесшумность в работе, к недостаткам — получасовой запас пленки. Правда, в кассете имелась вторая дорожка, а в сумке лежали еще две запасные кассеты. В том случае, если меня обыщут сразу и обнаружат магнитофон, ничего страшного нет — скажу, что был на пляже, а магнитофон взял, чтобы послушать музыку. Ну а если обыщут в конце, я успею сменить кассету с записью беседы, так как предпринял кое-какие меры на этот счет. Что касается запаса пленки, то оставалось надеяться на телеграфный стиль Стаса. Я тоже настроился говорить в его манере, сжато, по возможности без эмоций.
Что из этого получилось, видно из стенограммы нашей беседы.
СТАС: Кофе?
Я: С удовольствием.
СТАС: Сандвичи?
Я: Благодарю, я сыт.
СТАС: А я перекушу. Не обедал сегодня (поедая бутерброды). Что-то ты невеселый сегодня, а, Вальдемар? Нервничаешь?
Я: Не вижу причин.
СТАС: Вот и я думаю, с чего бы это…
Я: Просто у меня мало времени.
СТАС: У тебя? А может, у машинки, которая стрекочет в твоей сумке?
Я (после паузы): Нет у меня никакой машинки.
СТАС: Небось еще на улице включил?
Я: У тебя, случаем, не мания преследования?
СТАС: У меня? А тебе не кажется, Вальдемар, что мы поменялись ролями? В прошлый раз на преследования жаловался ты.
Я: Зачем ты меня позвал? Упражняться в остроумии?
СТАС: Куда мне. Шутник у нас ты… Между прочим, с Герасем — тоже твоя шутка?