— Далеко еще? — спросил я.
— Уже пришли, — сказал Герась и направился к бару «Страус», вывеска которого висела поперек тротуара.
Он уверенно распахнул тяжелую дверь с медными поперечными полосами, с висевшей на гвозде трафареткой «Закрыто» и пропустил меня вперед.
В прохладном помещении мягко жужжал вентилятор. День стоял пасмурный, и внутри было сумрачно. Даже темно. Свет горел лишь в противоположном от входа углу. Там, на расположенных позади стойки полках, красовались сигаретные блоки, всевозможные вымпелы, пластинки, портреты эстрадных звезд — короче, целый иконостас для молящихся на подобные культовые причиндалы, а вместо лампадки горел розовый фонарь, освещавший многоярусную батарею разнокалиберных бутылок.
Под Герасем взвизгнуло обтянутое кожей сиденье. На этот звук, раздвинув бамбуковую занавеску, вышел худощавый парень в полосатой майке и широченных, усыпанных звездами подтяжках.
— Как дела, Витек? — приветствовал его Герась.
— О'кэй, — односложно ответил тот, пережевывая жевательную резинку.
— Клиента вот привел — наш кадр. Знакомься…
Витек бросил мимолетный взгляд, и я понял, что с этой секунды моя долговязая фигура, лицо, включая форму носа и разрез глаз, прочно отпечатались в его памяти. Что ж, будем считать, знакомство состоялось — я ведь тоже на память не жалуюсь.
— Мы не опоздали?
Бармен вопросу не удивился — надо полагать, знал, зачем мы пришли и кто нам нужен.
— Придется подождать, — сказал он, жестом приглашая меня сесть на высокий, обитый красной кожей табурет. — Вам кофе?
— Да, покрепче, — сказал Герась. — Чтоб с пенкой.
— И бутерброд с ветчиной, — добавил я, различив в полутьме поднос с едой. — Можно два.
Витек, не переставая двигать челюстями, поколдовал над кофеваркой, поставил перед нами чашечки величиной с наперсток, два стакана с водой и блюдце с бутербродами, после чего удалился, прошелестев бамбуковой занавеской.
— Музыку вруби! — крикнул вдогонку Герась.
Витек не откликнулся, но немного погодя из невидимых колонок заструился высокий медоточивый голос Демиса Русоса. Он, как водится, пел о солнце, о море, о неземной любви к красавице Афродите.
— Годится, — одобрил мой спутник и небрежно кинул на стойку пачку с золотым тиснением. — Кури.
Я отказался.
— Это же «Данхил», чудик! — поднял он брови. — Такие в магазине не купишь.
— Не имеет значения. Бросил. — Я принялся за декорированный петрушкой ломтик ветчины.
— Ну как знаешь… — Он спрятал пачку в нагрудный карман. Отхлебнул из чашки. — А погода сегодня ничтяк, не жарко.
Ох уж эти мне светские разговоры! Я попробовал кофе и запил его глотком холодной воды. Получилось очень недурно.
— Так откуда ты, говоришь, приехал? — спросил Герась.
— Говорю, что издалека. А что?
— Да так, любопытно.
— Про летающие тарелки слышал?
— Ну?
— Так вот я оттуда. Прибыл для налаживания контактов с братьями по разуму.
Он осклабился:
— С тобой не соскучишься.
— Очень этому рад, — сказал я, польщенный.
— Надолго к нам?
— Надолго.
— Дело или так, проветриться?
— Дело. Или так, проветриться. Выбирай, что больше нравится.
— Нет, я серьезно.
— Ах, серьезно. Ну, если серьезно, на работу вот думаю устраиваться.
— На работу? — заинтересовался он. — И куда?
За последние дни приходилось столько врать, что для разнообразия я позволил себе сказать правду:
— В милицию.
Он поперхнулся. По-моему, первым его побуждением было бежать сломя голову, однако встроенный в тесную черепную коробку механизм вновь сработал и выдал шпаргалку. Герась тупо уставился в чашку, потом на мой недоеденный бутерброд и наконец вымолвил:
— Ну шуточки у тебя! Меня аж в пот бросило. — Посидел в раздумье. — Черт с тобой, не хочешь — не говори. Мне лично наплевать.
«А кому не наплевать?» — чуть было не спросил я.
— Давай так, — продолжал он, желая, по-видимому, обрести твердую почву под ногами, — давай по существу. Ты говорил, что у тебя есть валюта?
— Говорил.
— Я нашел покупателя, правильно?
— Пока я его не вижу.
— Он подойдет. — Герась посмотрел на «сейку», скрепленную на запястье необъятным по длине браслетом. — Должен подойти. Обещал. Но наперед нам с тобой надо кое-что обсудить.
